Автор записок, Александр Петрович Рыкачев, в 1816 г., в тринадцатилетнем возрасте, имея отличную подготовку, поступил в Морской кадетский корпус и сразу же был зачислен в гардемарины. Через год в числе двенадцати лучших воспитанников совершил учебное плавание на бриге «Феникс». Это плавание было примечательно тем, что в нем участвовали два будущих знаменитых адмирала — П. С. Нахимов и П. М. Новосильский, а также, тоже будущий, писатель, лексикограф, этнограф, создатель знаменитого «Толкового словаря» В. И. Даль. Уже тогда А. П. Рыкачев вел походные записи. В 1818 г. оп произведен в унтер-офицеры, год спустя—в мичманы. В 1827 г. в звании лейтенанта (на корабле «Гангут») участвовал в Наваринском сражении. За проявленный героизм был награжден орденом Св. Владимира
4-й степени с бантом. В 1877 г. в Кронштадте вышло посмертное издание записок А. П. Рыкачева, отрывки из которого и даются здесь.
Часть I. 1827 год
21 мая поздно вечером мы перебрались на корабль, а 22-го с рассветом вышли на рейд...
2 июня. Государь делал смотр эскадре. Она была построена на Большом рейде в следующем порядке от Толбухина маяка к Кронштадту: 84-пушечный корабль «Гангут» капитан Авинов, 74-пушечный корабль «Князь Владимир». капитан Грен, 74-пушечный «Иезекииль», капитан Свинкин, 74-пушечный «Азов», под флагом главнокомандующего адмирала Д. Н. Сенявина, капитан М. П. Лазарев, 74-пушечный «Александр Невский», капитан Богданович, 74-пушечный «Андрей», под флагом контр-адмирала графа Л. П. Гейдена, капитан Рентель, 68-пушечный фрегат «Эмануил», капитан Куличкпн, и фрегаты 48-пушечный «Крейсер», капитан 2 ранга Давыдов, 44-пушечный «Диана» капитан-лейтенант Кашерининов, 44-пушечный «Вестовой», капитан-лейтенант Домогацкий, 36-пушечный «Кастор», капитан-лейтенант Сытин, и 24-пушечный корвет «Гремящий», капитан-лейтенант Чоглоков.
Находившиеся в Средиземном море под командою контрадмирала Ф. Ф. Беллинсгаузена [Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен (1778—1852) — известный русский адмирал и мореплаватель. Окончил Морской кадетский корпус. Участвовал в первом русском кругосветном плавании (1803—1806). Возглавлял кругосветную экспедицию (1819— открывшую Антарктиду и ряд островов в Атлантическом и Тихом океанах. Принимал участие в русско-турецкой войне 1828— 1В29 гг. С 1839 г. — военный губернатор Кронштадта и главный командир Кронштадтского порта.] 74-пушечный корабль «Царь Константин», капитан Бутаков, и 36-пушечный фрегат «Елена», капитан-лейтенант Епанчин 1-й, должны были присоединиться к нашей эскадре тотчас же по возвращении, переменив только бывшие на них команды гвардейского экипажа.
В 2 часа пополудни государь[Николай I] с многочисленною свитою прибыл на корабль «Азов». При нем находились английский и французский посланники. Затем государь посетил корабли «Гангут», «Иезекииль» и «Александр Невский» и некоторые фрегаты объехал кругом флота и остался всем совершенно доволен. При отъезде он объявил монаршее благословение всем офицерам, а рядовым пожаловал по рублю. При посещении корабля «Азов», осматривая арсенал, его величество обратил особенное внимание на искусно выложенные из ружейных замков имена драгоценных для русских моряков морских побед при Гангуте, Ревеле и Чесме. После последнего имени так же искусно была сделана буква «И». Заметив это, государь спросил капитана Лазарева, что значит эта буква, на что Михаил Петрович отвечал, что она означает продолжение выше выставленных имен.
-А что же будет дальше? — спросил государь.
-Имя первой победы флота... — отвечал Лазарев [Через четыре месяца к вышеперечисленным именам прибавлено было имя «Наварин», а буква «И» перенесена дальше].
...8 июня после посещения государя мы начали серьезно готовиться к дальнему походу. Нашему кораблю
вместе с прочими новыми, т. е. крепкими, приказано было принять по третьему комплекту парусов и по седьмому канату[В то время канаты на кораблях были пеньковые и каждый из них имел 100 сажен длины. Принять по седьмому канату значило иметь по 300 саж. каната на каждый становой якорь и, кроне того' один канат в 100 саж. для запаса.], кузницу и прочие принадлежности, необходимые дли дальнего заграничного плавания, но куда — это пока еще остается загадкой. Все рады идти дальше и за делом. Так как каждому из нас хочется помогать грекам, то понятно, что мы более всего мечтаем о Средиземном море. Это было бы верх счастья, и вся наша молодежь, со времени экспедиции адмирала Сенявина, постоянно мечтает об этой прекрасной кампании. Кронштадтская молва снаряжает нас в Америку помогать испанцам восстановить там упавшее свое могущество. Без малейшего пояснения цели нашего похода нам велено быть готовыми сняться с якоря... 10 июня...
30 июля. В 6 часов утра адмирал потребовал к себе капитанов кораблей: «Гангут», «Иезекииль» и «Александр Невский» и фрегатов: «Константин», «Елена», «Проворный» и «Кастор». Мы догадывались, что это значит, и с величайшим нетерпением ожидали возвращения нашего командира. В 9 часов он возвратился, и, несмотря на сильный дождь, мы все встретили его на шканцах. Он тут же объявил приказ адмирала Сенявина о назначении нашего корабля в отдельную эскадру под командою контр-адмирала графа Л. П. Гейдена, назначенную в Средиземное море для соединения с английскою и французскою для общего действия в силу трактата, заключенного между этими тремя державами в Лондоне 1 июля...
Сегодня, 31 июля, приказом нового начальника отряда, графа Гейдена, капитан корабля «Азов» М. П. Лазарев назначен начальником штаба отдельной эскадры...
До 5 сентября тихие и противные ветры и штили держали эскадру почти все на одном месте на высоте острова Сардинии. 5-го в полдень получили легкий попутный ветер, Но 6-го опять штилевали, а 7-го перед рассветом задул попутный ровный ветер и к вечеру сильно засвежело, так что всю ночь мы бежали по 11 узлов. 8 сентября ветер превратился в шторм, и мы без парусов, под одними стакселями и грот-марселем в 4 рифа, делали по 12 узлов и 9-го с рассветом увидели берег Сицилии. Подойдя к берегу, мы привели в бейдевинд и легли в дрейф.
В 10 часов с корабля «Азов» был сделан сигнал, что человек упал за борт. Мы были у него под ветром; несмотря на ужасную качку, тотчас же спустили шлюпку, которая, однако же, нисколько не могла выгрести на ветер и поймала только прибитый к ней стул с корабля «Азов», вероятно брошенный для подания помощи несчастному. На шлюпке, спущенной с «Азова», мы узнали трех офицеров в числе гребцов и только на другой день узнали все подробности великодушного поступка молодого и прекрасного офицера Домашенко. Он увидал из кают-компании упавшего в воду матроса и тотчас же кинулся в воду из кормового порта, в платье, надеясь спасти его и рассчитывая на свое искусство плавать. Ему удалось схватить матроса, и он продержался с ним несколько минут на воде. Наконец, изнемогая под тяжестью, он силился достать буек, брошенный для них, а пока подал матросу попавшийся ему стул, приказав держаться с ним, пока он подойдет опять с буйком. Но матрос, даже с этим пособием, не мог держаться на воде, и, заметив это, Домашенко, не захватив буйка, поспешил возвратиться к нему. Едва успел он подать ему руку, как оба они пошли ко дну [В память подвига Домашенки его сослуживцы поставили ему памятник который и доселе находится в Кронштадте, в Летнем саду].
..С рассветом, 22 сентября, при тихом противном ветре снялись с дрейфа и стали лавировать, близко подходя к берегу и переходя из струи в струю...
24-го. До полдня был на вахте, а потом с С. М. Бровиным и нашими офицерами поехал в город...
Сегодня фрегат «Константин» пошел в Мальту осведомиться об английской эскадре. Рандеву ему назначен остров Зант.
25 сентября. Сегодня целый день опрашивали купеческие суда, но показания всех столь различны между собою, что ни на одно из них нельзя положиться. Одни утверждали, что турки отняли у англичан фрегат, другие говорили, что все английские суда, по своей малочисленности в сражении с турецким флотом, ушли в Мальту, наконец, третьи утверждали, что в Морее чума и т. д. и т. д. Все же вообще более всего жаловались, что в Архипелаге много пиратов, и показывали согласно только одно, что турецкий флот успел соединиться с египетским и теперь находится у Морейских берегов. Сегодня адмирал приказал зарядить пушки ядрами и соблюдать всевозможные предосторожности от брандеров...
1 октября. С утра получили ровный ветер в 8 румбов. Эскадра, построившись в две колонны, пошла ниже Занта, и вскоре после всхода солнца мы увидели шедшего к нам в полветра английского вице-адмирала Кодрингтона и спустились прямо к нему. Я вышел на вахту в 8 часов утра, когда мы были уже довольно близко к английским судам. Флаг вице-адмирала был поднят на 88-пушечном корабле «Азия», с ним были: 2 фрегата, один шлюп, 2 брига и на горизонте еще два. В это же время открылись два египетских корвета, шедшие на фордевинд к адмиралу Кодрингтону. На фор-брам-стеньге одного из этих корветов был поднят белый переговорный флаг. В 10 часов английский адмиральский корабль привел на левый галс и лег в дрейф. Египетские суда подошли к нему очень близко и сделали то же у него на ветре. Английский адмирал и египетские корветы имели между собой переговоры. Именно в это время мы подошли близко к английским судам, привели на правый галс и легли в дрейф. К кораблю «Азов» тотчас же пришла шлюпка с корабля «Азия». Потом на «Азове» спустили катер, на котором сам адмирал ездил на английский корабль. Около полдня спустились к нам по ветру французская эскадра, состоящая из двух кораблей, 60-пушечного фрегата и одной шхуны. Флаг контр-адмирала Риньи был поднят на фрегате «Сирена». Он подошел к флагманским кораблям и также лег в дрейф, между тем как его эскадра под малыми парусами продолжала идти по направлению к Занту. Фрегат «Сирена» также имел сообщения с кораблями: «Азия» и «Азов». Ровно в 12 часов подошел к нам наш фрегат «Константин», и в это же время появился греческий военный бриг и салютовал нашему адмиралу пятью выстрелами, на что ему отвечено было тремя. В 1 час французский адмиральский фрегат снялся с дрейфа, прошел у нас под кормою и направился вслед за своей эскадрой. За ним последовали английский корвет и фрегат, а один из бригов взял курс несколько выше к острову Корфу. Мы же, снявшись с дрейфа, легли вдоль берега Морей, по одному направлению с английской эскадрой, которая состояла из одного корабля, из одного фрегата и одного брига. Турецкие суда привели в бейдевинд и начали лавировать. Мне было очень обидно, что я служу не на адмиральском корабле. Сколько новостей теперь там! А мы, ничего не зная, должны теряться в догадках. Часа в 4 к кораблю «Азия» подходил сардинский военный бриг.
Курс наш ведет к Наварину, где, как мы слышали еще в Палермо, был соединен весь флот Ибрагим-паши[Сын известного Магмет-Али-паши, первого вице-короля египетского, отложившегося от Поргы в 1806 г.] . Английские суда составляют одну колонну, а наши другую. Бриги английского адмирала далеко на горизонте, впереди нас, опрашивают все купеческие суда и беспрестанно сигналами доносят своему адмиралу о результатах этих допросов. Все эти действия доставляли мне удовольствие. Вот наконец-то мы на действительной службе. Целый день пробыл я наверху, а к вечеру мы, разумеется, толковали в кают-компании о сражениях, переговорах и пр. и пр.
...2 октября. Около полуночи привели на правый галс и легли в дрейф, а с рассветом снялись и, поставив все паруса, пошли прежним курсом и в прежнем порядке. В ночи к английской эскадре присоединился еще один фрегат. В 9-м часу утра, придя на вид Наваринской крепости, легли в дрейф у самого входа в бухту. Там, из-за острова, виден был лес мачт турецких судов. В трубу можно было хорошо видеть адмиральские флаги на линейных кораблях и батареи на берегу. У входа в бухту мы нашли еще два английских фрегата, английский же бриг, один французский фрегат и французскую же шхуну. Наш корабль «Азов» держался очень близко к кораблю «Азия», и кажется, что граф был у Кодрингтона. В 10 часов английские фрегат и бриг спустились в самый вход залива, сделали там несколько галсов и возвратились к флоту в 2 часа...
Адмирал извещал приказом о вступлении в соединение с английским и французским флотами и предписывал каждую минуту быть готовым к военным действиям. Турецко-египетский флот, находящийся в Наварине под главным начальством Ибрагим-паши, состоит из: трех линейпых колеи, пяти двухдечных фрегатов, 18 фрегатов большого ранга, 22 малых, или корветов, 20 бригов, 14 транспортов и 6 брандеров...
3 октября. В 8 часов утра по сигналу английского адмирала мы отдали все паруса, построились в две колонны и стали лавировать ко входу в Наваринскую бухту. В 9 часов пришел французский 80-пушечный корабль «Бреславль». Капитан его был сперва на корабле «Азия», а потом на «Азове». В полдень, выйдя на ветре к Наваринской крепости и следуя за движением корабля «Азия», мы взяли все паруса на гитовы и держались под одними стакселями, кроме мелких судов, которые были в разных направлениях и наблюдали за купеческими судами на горизонте. Наш адмирал, М. П. Лазарев и капитан французского корабля обедали у Кодрингтона. У нас на корабле совершенно все готово к бою. Людей учат у пушек два раза в день...
4 октября. В 8 часов утра, следуя кораблю «Азия», отдали все паруса, но имели их на гитовых. В 10 часов показались на ветре австрийский фрегат и корвет. Они хотели войти в Наварин, но тотчас же было приказано английскому фрегату не допустить их. Он в минуту поставил все лисели и успел отрезать австрийцев от входа в порт...
Сегодня наш капитан обедал у адмирала и привез нам много приятных новостей: первое, что Кодрингтон, в случае упорства турок, хочет атаковать их в самой губе, где они очень хорошо укрепились, но чем труднее, тем славнее будет дело; второе, что до перемирия греческий адмирал Миаулис взял у турок фрегат в Патрасе, где блокирует теперь крепость и залив. Лорд Кокрен более не начальствует греческим флотом. В 6 часов вечера наш фрегат «Константин» с английским «Кембриен» пошел в Каламотский залив, дабы возбудить мужество находящихся там греков и заставить удалиться турок, хотевших запять эту часть полуострова. Ночью показались огни французского адмирала Риньи. Он пришел к нам с двумя 74-пушечными кораблями, одним 60-пушечным фрегатом и 24- пушечной шхуной.
5 октября. Утром английская эскадра была у входа в Наварин. Она состояла из одного 88-пушечного корабля, 3 фрегатов и 5 мелких судов, наблюдавших в разных направлениях. Французская эскадра была на ветре к морю и состояла из 3 кораблей, 2 фрегатов и 2 шхун. Наша, состоявшая из 4 кораблей, 3 фрегатов и корвета [Корабли: «Азов», «Гангут», «Иезекииль» и «Алексапдр Невский»; фрегаты: «Проворный», «Елена», «Кастор» и корвет «Гремящий»], держалась соединенно у Модона. В 8 часов отдали все паруса, а в 10 Флагманские корабли соединились, и все три флагмана были довольно долго на «Азии», после чего на корабле «Азия» подняли белый флаг и он спустился к самому входу. Фрегат и бриг, шедшие за ним, также подняли белые флаги и вошли в саму бухту. Как только они вошли, адмирал Кодрингтон спустил белый флаг и оставался у входа. В это же время подошли к флоту два английских 74-пушечных корабля и один бриг, а с воротившегося к нам адмиральского корабля «Азов» потребовали сначала мичманов за приказами, а потом капитанов. Капитанам было объявлено, что сегодня на конференции адмиралы положили между собою, что если не будет удовлетворительного ответа на письмо, посланное ими к Ибрагиму-паше с полковником английской службы Кродоксом, то идти при первой возможности в самую Наваринскую бухту и принудить там пашу к исполнению требуемого, т. е. к очищению Морей...
Сегодня к вечеру дул довольно свежий ветер, две австрийские шхуны, задержанные третьего дня, сего числа отпущены, по два турецких транспорта, хотевшие войти в Наварин, были прогнаны, а потому вошли в Модон.
Довольно поздно возвратился английский фрегат из Наваринского залива, не получив никакого ответа от Ибрагима-паши. Как кажется, у турок при флоте много брандеров, а потому об осторожности от них было словесно приказано от вице-адмирала Кодрингтона.
6 октября. С рассветом, при свежем восточном ветре, все три эскадры отдали марсели, поставили броммарселя и, построившись в одну линию, двумя галсами вышли на ветер Наварина, поворачивая последовательно у самого входа в залив. Турецкие корабли переменяли места и, казалось, строились в полуциркуль. Подойдя под самый берег, выше Наваринской крепости, мы взяли три рифа у марселей и легли в дрейф. Наш адмирал был у Кодрингтона. Когда он поехал с корабля «Азия», ему салютовали 11 выстрелами.
Сегодня пришел к эскадре наш фрегат «Елена». Он донес адмиралу, что в море ничего не видел и что у него все благополучно. К полдню ветер стал стихать, а к ночи совсем заштилило, и ночью мы сильно страдали от зыби.
В 7 часов вечера все три эскадры вместе крепили паруса. Наш фрегат «Кастор» успел прежде других сделать маневр в одно время с английским фрегатом «Тальбот». Затем по порядку следовали наш корабль и фрегат «Елена» вместе с английским кораблем «Азия» и т. д. Вообще наши команды очень мало уступают в проворства англичанам, а от французов далеко ушли вперед. Теперь на всем соединенном флоте щеголяют маневрами, и в этом нельзя отдать полную справедливость англичанам. У них на эскадре работы производятся отменно хорошо. Я люблю видеть, когда какому-нибудь английскому фрегату делают сигнал, чтобы опросить проходящее судно. Вместе с ответом на сигнал фрегат отдает паруса и в минуту уж под лиселями летит исполнять полученное приказание. Правда, наши с успехом пользуются уроками, и в самое короткое время некоторые из наших судов почти ни в чем не уступают англичанам. Но только жаль, что наш такелаж и рангоут заметно хуже английского, ибо на наших судах беспрестанно что-нибудь рвется. Так... сегодня на корабле «Александр Невский» разорвало два марселя, у фрегата «Проворный» повредилась грот-стеньга, у адмирала лопнул марс-шкот, у нас треснула шкала у фок-мачты. В то же время английские суда рисковали парусами не меньше нашего, и между тем сегодня они совершенно ничего не потеряли.
7 октября. С рассветом, отдав паруса, соединенный флот держался на ветре у самого входа в бухту, так близко, что все суда египетского паши можно было легко пересчитать. Они стоят в тесном полукружии, в 3 линии. Корабли и большие фрегаты занимают первую линию, прочие суда, по рангам, стоят во второй и третьей линии и занимают их интервалы. Полукруг одним флангом упирается в Наваринские крепости, а другим на батареи острова Сфактории. Транспорты стоят далее под берегом. Турки, имея таким образом весь огонь сосредоточенным в полукружии, представляют позицию почти неприступную.
Ветер дует в губу; беспрестанные переезды с одного адмиральского корабля на другой, мелкие суда, маневрировавшие под самым берегом, — все это вместе предвещало, что дело клонится к действительной и трудной атаке. Но в 12 часов мы были поражены видом турецкого брига, вошедшего в самую середину нашего флота. Бриг этот пришел из Александрии и, после опроса, к общему нашему удивлению, был пропущен в блокируемый порт. Это обстоятельство несколько умерило наше воинственное настроение и заставило делать мирные заключения. В то же время, однако же, потребовали капитанов на адмиральский корабль. Они разъехались оттуда очень скоро. Адмирал приказал им, чтобы корабли и фрегаты были готовы следовать за ним в Наваринскую бухту, куда, может быть, сегодня же пойдет весь соединенный флот. Турецкий бриг был пропущен нарочно, дабы уведомить заранее Ибрагима-пашу, то адмиралы, не получив никакого ответа на свою коллективную ноту от 5 октября, хотят присутствием своим в его порте принудить его к удовлетворению справедливых своих
требований.
Наш капитан[Капитан 1 ранга А.П. Авинов], собрав лейтенантов, показал нам диспозицию, которую должен занять соединенный флот в Наваринской бухте. Место нашего корабля было против 96-пушечного турецкого, рядом с кораблем «Азов»... Вслед за капитаном возвратились и офицеры, посланные за приказаниями на флагманский корабль. Они привезли приказ вице-адмирала сэра Э. Кодрингтона и краткое воззвание графа JI. П. Гейдена.
Приведя все в окончательный порядок в батареях, в 2 часа у нас ударили тревогу. Обе наши батареи совершенно чисты. Люди заняли места. В это самое время с корабля «Азов» стали салютовать французскому адмиралу, который приезжал видеться с графом. Мы обрадовались, полагая, что уже началось дело.
Нельзя желать лучшего расположения духа, как у нас теперь между офицерами и рядовыми. Все будто оживились какою-то необыкновенной силой. Там, где в обыкновенное время ворочали пушку 8 человек, теперь с легкостью управляются 4. Наши матросы живы, веселы и только смотрят в глаза своим офицерам, ожидая их приказаний. Роздали патроны, разнесли по пушкам ящики с картузами, осмотрели все принадлежности, перекликали людей и, приказав им хорошенько отдохнуть, распустили. Стали слуить молебен, во время которого была необыкновенная тишина... Добрый наш отец Артамон окропил нас святой водой и давал нам целовать крест, уговаривая людей не бояться смерти за веру православную. После молебна все офицеры пили чай вместе между пушками. Как-то все были необыкновенно веселы, что-то новое родилось между нами, все были между собою как истинные родные, забыв от души - если у кого между собою и были маленькие неудовольствия.
В 6 часов вечера у капитана за рюмкой доброго вина мы пожелали друг другу видеть завтра всех целыми. Оставшись после наедине с капитаном, он говорил мне о своих семейных делах, и я вышел на вахту, моля бога в душе хранить его для семейства. Между тем флот поворотил на другой галс, лег от берега, стараясь быть на ветре у Наварина. Сменившись ужинать в 9-м часу, я спустился в кают- компанию. Там танцевали, пели песни, давали завещания, пили вино и пр. Но в 10 часов все на корабле умолкло, и я снова вышел наверх. Люди отдыхали, кругом была совершенная тишина, только изредка слышались свистки на ближних кораблях. На море был штиль, а в крепости и в лежащем при ней лагере мелькали огни, перекликались часовые и лаяли собаки. Но пока и там все было спокойно а завтра огласятся эти утесы и скольких из нас не станет... Я долго ходил по палубе и молил бога даровать мне присутствие духа. В полночь, при смене с вахты, по приказанию капитана, я прочел еще раз людям славный приказ адмирала Кодрингтона и кончил желанием, чтобы русские показали союзникам свое мужество...
8 октября. Утром дул тихий противный ветер. Все суда соединенного флота жались у входа в губу. Ночью французская эскадра упала много под ветер, а наша была также несколько ниже входа. В 9 часов задул легкий ветерок, и мы стали лавировать, чтобы выбраться выше устья Наваринской губы. В 11 часов ветер стал приметно отходить, так что в 12 он дул уже от зюйд-зюйд-веста. Тогда сигналом с корабля «Азия» приказано было французской эскадре поворотить на другой галс и построиться в линию баталии, в кильватер английским кораблям.
Наша эскадра, долженствовавшая составить подветренную колонну, сомкнув линию, положила грот-марсель на стеньгу, для того чтобы пропустить французов занять свое место. В это время на горизонте показались наш фрегат «Константин» и английский «Глазго». Они под лиселями спешили на соединение с флотом. Сигналом им велено было занять свои места в линии.
В половине первого часа сигналом с корабля «Азов» нашей эскадре приказано было приготовиться атаковать неприятеля. У нас ударили тревогу, и в одну секунду все было готово. Люди и офицеры стояли по местам, фитили были зажжены, и ожидали только приказания. Велели зарядить ружья. Офицеры уговаривали матросов драться хорошенько и внимательно слушать команду. Радостно в один голос отвечали матросы: «Рады стараться!..» Капитан прошел по всем палубам и говорил им то же, и громогласное «Ура» раздавалось по всему кораблю на ласковое слово командира...
В час союзные адмиралы, следуя адмиралу Кодрингтону, подняли национальные флаги, и так как ветер дул уже в полный бакштаг и весь флот был построенным в две колонны, то корабль «Азия», а за ним и вся английская эскадра спустились прямо в залив. Фрегат «Дартмут» с мелкими судами шел впереди. Наш адмирал с эскадрой, составляя вторую колонну, шел рядом с французским фрегатом «Сирена», который следовал в кильватер с кораблем «Альбион», последним кораблем английской эскадры. Французский фрегат «Армида» и английский «Тальбот» были у нас [т.е.у корабля Гангут] на ветре несколько впереди.
В половине 2-го часа английская эскадра была уже в устье губы. Когда она проходила Наваринские укрепления, с крепости был сделан выстрел холостым зарядом. Выстрел этот был оставлен без внимания. Как мы после узнали, в это время к адмиралу Кодрингтону был прислан офицер от египетского адмирала Мукаррам-бея. Офицер этот передал адмиралу, что Ибрагим-паша уехал из Наварина в Моден и не оставил никаких приказаний, относящихся ко входу союзных эскадр в бухту, и что начальник турецко-египетского флота предлагает союзным эскадрам не ходить далее. На это английский адмирал отвечал, что он идет в порт не получать приказания, а отдавать оные.
В 2 часа, когда корабль «Азия» и следующий за ним «Генуя» стали... против двух неприятельских линейных кораблей, а прочие суда, следуя за ними, входили в залив, фрегат «Дартмут» послал вооруженную шлюпку арестовать брандер, бывший весьма близким к французским кораблям. С брандера открыли ружейный огонь по шлюпке и первым выстрелом убили лейтенанта Фиц-Роя, командовавшего шлюпкой. С английской шлюпки отвечали на это также ружейным огнем. Фрегат «Дартмут» принял участив в этой перестрелке и заставил сильным ружейным огнем всех людей, бывших на брандере, побросаться в воду. Они успели, однако ж, зажечь и брандер, и впоследствии он сцепился с кораблем «Тридан» и произвел пожар, но вскоре был отбуксирован шлюпками, подоспевшими с фрегата «Дартмут» и корвета «Роза». Пожар на корабле был также вскоре потушен. В это же время с египетского фрегата было сделано два выстрела по фрегату «Сирена», на что этот фрегат ответил, и вслед за сим со всех турецких судов и крепостей был открыт сильный огонь по союзникам, которые и с своей стороны начали отвечать тем же. С корабля «Азия», дравшегося с кораблем Патрони-бея, был послан штурман на египетский адмиральский корабль, еще не открывший огня, дабы сказать ему, чтобы они не начинали сражения, что с союзных кораблей будут действовать только по тем судам, которые уже открыли огонь, оставлял прочих в покое. Но так как посланный офицер был убит у самого борта корабля Мукаррем-бея и корабль этот в то время открыл огонь, то корабль «Азия» начал действовать на оба борта и очень скоро истребил своею артиллерией двухдечный корабль.
Мы в это время следовали за кораблем «Азов» в совершенном дыму, в самом разгаре начавшейся битвы. Направо у нас была Наваринская крепость, налево сильные батареи острова Сфактория. По обе стороны у входа горели брандеры, угрожая нам пожаром. Весь неприятельский флот, построенный в три линии полукружьем, был перед нами, действуя уже всеми своими орудиями. Если прибавить к этому еще то обстоятельство, что густой дым закрывал не только тесный и мало известный нам проход, но даже и всю губу, то не трудно составить себе хотя приблизительное понятие о том затруднительном положении, в котором мы находились.
Крепости и батареи встретили нас сильным картечным огнем, причинившим большой вред нашему рангоуту и парусам и переранившим и убившим многих на юте [Тут был ранен брат мой (Д. П. Рыкачев), находившийся при сигналах. Его сбросило с юта осколком разбитой сетки в то время, когда он старался рассмотреть в трубу положение адмиральского корабля «Азов».]. С первого же нашего залпа и залпа с французского корабля «Бреславль», находившегося у нас вправе, батареи и крепости совсем замолчали. Покончив с батареями, в густом дыму, под выстрелами всей нашей правой стороны турецкого флота, шли мы вперед за кораблем «Азов», действуя на оба борта. Достигнув до якорного места, назначенного нам но диспозиции вице-адмирала Кодрингтона, сделанной 7 октября, перед носом корабля «Азов», в расстоянии от него в полукабельтове, бросили мы даглист с шпрингом на 28 саженях глубины. Едва успел корабль наш прийти на канат, как у нас под самым бушпритом пронесло горящий турецкий корвет, сцепления с которым мы избежали, только потравив 10 сажен канату. Его пронесло в неприятельскую линию, где не более как через пять минут он взлетел на воздух.
Став на якорь, мы действовали батареями одной правой стороны против трех турецких фрегатов, из которых один был двухдечный. Корабль наш сильно терпел от огня продолжения неприятельской линии до тех пор, пока ставший нас перед носом корабль «Иезекииль» не занял суда впереди нашего траверза. Тогда мы действовали только но двум фрегатам и корветам второй линии. Густой дым с обеих сторон мешал хорошенько видеть действия остальных судов соединенного флота. Французский адмиральский фрегат «Сирена» был сильно побит, зато дравшийся с ним египетский корабль уже горел. Английские корабли «Альбион» и «Генуа» ужасно громили свалившиеся два линейные турецкие корабли и двухдечный фрегат. Адмиральский корабль «Азия» помогал им своим правым бортом, а левым действовал против египетского двухдечного фрегата. Наш «Азов» частью своей левой батареи действовал по вышесказанным кораблям и бил еще продольными выстрелами 80-пушечный турецкий корабль, дравшийся с «Альбионом» и упавший из линии, потеряв свои якоря. В то же время «Азов» не прекращал огонь по фрегату Таира-паши и сам много терпел до нашего прихода на место под выстрелами всего полукружия турецкого флота. Прочие корабли французской линии уже истребили своих противников. Корабль «Бреславль», бросивший прежде в дыму якорь посредине губы, отрубил канат, пришел под корму нашего адмиральского корабля и жестоко бил корветы второй и третьей линии, а своими носовыми пушками действовал также по турецкому кораблю.
Около 4-х часов увидели мы шедший прямо на нас горящий брандер. Нам удалось уклониться от него действием шпринга и несколькими меткими выстрелами пустить его ко дну. Через полчаса после этого дравшийся с нами фрегат, закрыв борта, но не спуская флага, погрузился в воду. Вскоре и другой 64-пушечный взлетел на воздух. Громогласное «ура» по всей линии было знаком того, что победа начала явно клониться в нашу сторону. Признаюсь, этот взрыв турецкого фрегата вряд ли кто из нас забудет во всю жизнь. От сотрясения воздуха корабль наш содрогнулся во всех своих членах. Нас засыпало снарядами и головнями, отчего в двух местах на нашем корабле загорелся пожар, но распоряжением частных командиров и проворством пожарных партий огонь был скоро погашен без малейшего замешательства. После взрыва нашего ближайшего противника мы продолжали действовать плутонгами по корветам, бывшим во второй линии сзади фрегатов. Суда эти, отрубив канаты, буксировались к берегу, но, не достигнув оного, тонули, а люди спасались вплавь. Около же того времени взлетел на воздух 80-нушечпый турецкий корабль, дравшийся с кораблем «Азия». Тогда сражение уже было совершенно выиграно. Кругом все горело. Беспрестанные взрывы оттоманских судов освещали торжествующий флот союзников, и к 6-ти часам вечера пальба по всей линии умолкла. Сдались соединенному флоту: два 90- пушечных корабля и три больших фрегата. Взлетели на воздух 1 корабль и 11 фрегатов. Прочие суда прекрасного флота египетского паши были частью потоплены или брошены на берег; одним словом, флот Ибрагима был уничтожен.
Ровно в 6 часов у нас пробили отбой, и, возблагодарив в душе всевышнего за дарованную славную победу и сохранение от разрушительного пламени, спустился я в кубрик посмотреть на раненого брата. Благодаря бога, рана его не опасна. Там священник читал отходную по умершим, доктор резал ногу раненому, пьяный... кричал «ура», а секретарь суетился около больных. Обрадовав раненых и бывших в крюйт-камере весточкой о совершенной победе, побежал я на ют. Было уже темно. Прекрасный вечер, совершенный штиль, и ничто не омрачало ясного неба в то время, как такие ужасы совершались вокруг пас. Офицеры, собравшись, целовались как братья, и радость увидать всех целыми была безмерная. Всякий наскоро рассказывал, что случилось у него в отряде во время боя; что же касается до меня, то вообще в этот день я был очень счастлив и не могу описать того чувства, которое владело мною. Меня особенно осчастливили наши бравые матросы, дравшиеся с мужеством, превышающим всякое выражение, и поражавшие тою доверенностью, которую они показывали к своим офицерам.
В половине 7-го часа офицер от графа Гейдена приехал на корабль поздравить капитана и офицеров с победою и поблагодарить от имени адмирала за скорое занятие места и славное действие орудиями. Корабль «Азов» очень много потерял людей и потерпел в своем корпусе. У нас также довольно убитых и раненых.
После молебна людям дали по чарке рома, приказали стать по пушкам, где они, поев сухарей, легли спать, оставив у каждого орудия по два часовых. Офицеры же, собравшись у капитана, были очень рады, найдя там спасенное жаркое, и провели очень приятно с час времени за веселым ужином. Капитан разделил нас на две смены, поручив начальство каждой из них штаб-офицеру, который и должен был заботиться о приведении корабля в порядок и о содержании караула. Я вступил в первую смену до полуночи, другие пошли отдохнуть у своих пушек. Мы же, осмотрев часовых, собрались на юте любоваться необыкновенным и величественным зрелищем. На всех кораблях соединенного флота осветили батареи, беспрестанные объезды у бороздили бухту и вызывали самые разнообразные оклики часовых. «Кто гребеть?» — кричали у нас... кричали французы... на английских кораблях. Все это мешалось с ружейными выстрелами и по временам заглушалось залпами пылающих турецких судов или громовыми раскатами внезапного взрыва. Все эти звуки, не умолкая, переливались в горах, освещенных ярким пламенем догорающих неприятельских кораблей, разбросанных по отмелям у берегов и отраженных в тихих водах залива, наполненных убитыми и утопающими, искавшими неверного спасения на плавающих обломках разбитых кораблей. В продолжение моей вахты, с 7-ми часов вечера до 12-ти, последовали один после другого 7 взрывов. Турки в отчаянии сами зажигали свои суда. В этих случаях каждый раз пожар примерно распространялся по всему судну, от чрезмерной жары раскалявшиеся пушки стреляли сами собою, и вскоре затем следовал взрыв. Все, что было выше крюйт-камеры, поднималось на воздух, остальное оставалось догорать на воде.
В полночь, сменившись с вахты, я выбрал место у пушки, разостлал свою шинель и лег, но едва успел я забыться, как снова ударили тревогу и тотчас же закричали в люки: «Абордажных наверх». Командуя второю партиею, я моментально выскочил на шканцы. Неприятельский двухдечный фрегат шел прямо на нас под кливером и бизанью. Наша объездная шлюпка, считая его за союзный, переменяющий место, опрашивала его, но не получила никакого ответа. Корабль «Азов» тотчас же отрубил канаты и буксировался в сторону, встретив его ружейными выстрелами. Увидев все это, у нас на «Гангуте», не без основания, заключили, что мы имеем дело с брандером, а потому мы также отрубили канат и дали по неприятелю залп целым плутонгом левого борта. Нам, однако ж, не удалось отойти в сторону, и неприятельский фрегат бушпритом сильно ударил в нашу грот-мачту и увяз в наших грот-вантах. Рассчитывая на абордаж, нам приказано было с первой и второй абордажными партиями предупредить неприятеля, и наши бравые матросики в одну секунду, по бушприту и такелажу, выбежали на палубу неприятельского фрегата. Как партионный начальник, в числе других офицеров, я хотел быть первым на неприятельском судне, но некоторые из наших матросов опередили нас и, нашед на палубе трех голых турок, которые старались раздуть огонь, разведенный в кострах, в исступлении изрубили их. Пробравшись фрегат, я приказал заливать огонь наверху, спустился на палубу, направился к входу в крюйт-камеру, где, к счастью, не нашел ничего подозрительного, и успел вовремя сделать распоряжение — скорее заливать порох. Весь нижний дек мы нашли наполненным тяжелоранеными, умолявшими нас о прекращении их страданий. Но, к сожалению мы не в состоянии были облегчить их участь, и с стесненным сердцем я вышел наверх. Огонь был везде потушен. Наши абордажные рубили такелаж, чтобы освободить реи нашего корабля. В это время капитан А. П. Авинов, заметив, что у неприятельского фрегата брошен якорь, приказал мне отрубить канат и буксировать к берегу, где пустить его ко дну.
Поручив старшему после меня офицеру смотреть, дабы не открылось где-нибудь вновь огня, и прорубать борта неприятельского фрегата, я спустился в шлюпку и вскоре успел, с подошедшими ко мне на помощь гребными судами нашей эскадры и с французского корабля «Бреславль», отвести его в сторону. Здесь, прорубив в нескольких местах борт навалившего на нас фрегата, мы пустили его ко дну и, сняв наших людей, возвратились на корабль... После этого случая, во всю остальную часть ночи, мы посылали сильные объезды по самый берег наблюдать за неприятельскими судами. Я ездил два раза между турецкими корветами, стоявшими в беспорядке очень близко от берега. Они были совершенно пусты, только турки на шлюпках грабили и зажигали их, но, боясь нашей встречи, они быстро удалялись.
Эта ужасная ночь, верно, надолго останется в памяти у каждого из нас. Находясь в неизвестной нам хорошенько бухте, посреди берегов, занятых многочисленным неприятелем, мы были окружены хотя и разбитым, но не совершенно истребленным флотом. Турки в отчаянии предавали все огню. Гул от взрывов, следовавших один за другим, беспрестанно, начинал наводить тоску, а постоянная опасность от брандеров и пожара заставляла нас с нетерпением ожидать рассвета. Наконец в 6 часов взошло солнце и ярко осветило малые остатки неприятельского флота и еще догоравшие суда его. Наши корабли также много потерпели. Весь такелаж на линейных кораблях был избит, а рангоут много поврежден. Английские корабли «Азия» и «Генуа» потеряли бизань-мачты и все реи. Французский фрегат «Сирена» также. У нас на всех кораблях мачты разбиты так сильно, что принуждены были... поднять фальшивое вооружение. Наши фрегаты потерпели менее. Но из турецко-египетского флота, вчера еще в это время занимавшего с гордостью эту неприступную позицию, уцелели только два фрегата и до 20 корветов и бригов, стоявших вместе с 70 купеческими и каботажными судами и транспортами, еще наполнявшими бухту.
9 октября. После ужасной ночи, следовавшей за сражением, с рассветом все ожило на союзном флоте и на всех судах начались работы и осмотр поврежденного рангоута...
В 10 часов фрегат «Дартмут» снова поставил паруса и, подойдя к самому берегу, бросил якорь у борта турецкого корвета, имевшего красный флаг на грот-брам-стеньге. Подойдя к корвету, на «Дартмуте» подняли белый переговорный флаг, и почти тотчас же от него отделилась шлюпка с офицером, посланным с письмом от союзных адмиралов к турецкому. Несмотря, однако же, на переговорный флаг фрегата «Дартмут», турки, полагая, что он занял позицию для того, чтобы завладеть остальными судами, вдруг зажгли многие из них и частью повторили ужасные пожары предыдущей ночи. Пламя снова появилось во всех концах бухты, и для предохранения нашим и английским фрегатам приказано было сняться с якоря и составить цепь кругом нашего флота, дабы обезопасить корабли от распространившегося огня. Фрегаты прекрасно и весьма скоро исполнили отданное им приказание.
В полдень переговоры «Дартмута» с турецким адмиралом были окончены. Фрегат снялся с якоря и направился к кораблю «Азия», имея на бакштове турецкую шлюпку, а на борту самого Таира-пашу. На «Азии» в это время были собравшись все союзные адмиралы. При этом личном свидании наши адмиралы объявили Таиру-паше, что союзный флот считает себя вполне удовлетворенным за дерзость первых выстрелов, сделанных с оттоманского флота, и что затем союзная эскадра будет поступать с судами оттоманского флота как с судами дружественной страны, если только суда эти не подадут нового повода к неприятельским действиям. Если же после этого свидания по судну или шлюпке союзных держав будет сделан откуда бы то ни было хотя один выстрел, то союзные адмиралы будут сие считать за настоящее объявление войны.
Таир-паша отвечал, что он дает слово за состоящие под его командою суда, но за крепости, как не находящиеся под его ведением, он отвечать не может. Совещание окончилось вещанием Таира сообщить о требованиях союзных адмиралов сухопутным начальникам, после чего паша простился с адмиралами и отправился обратно тем же порядком.
У себя на корабле мы сегодня до полдня спустили стеньги и положили шкоты на грот- и фок-мачты. Потом дали отдохнуть команде два часа и снова работали по исправлению рангоута. Команда корабля «Александр Невский» рубила мачты на турецком фрегате, сдавшемся вчера. Экипаж этого фрегата еще вчера был размещен по нашим кораблям. Сегодня утром я был на сдавшемся фрегате. Он страшно избит, и вдоль борта нет, что называется, живого места. Вся его артиллерия, 56 пушек, отлита из меди. Эти пушки велено заколотить и пустить ко дну вместе с фрегатом.
...По захождении солнца людям велено было стать по пушкам, где, по-вчерашнему, они должны были сменять часовых, отделив в то же время абордажную партию на всякий случай наверх. Адмирал приказом объявил свою душевную признательность офицерам и командам 4 кораблей и фрегата «Константин» за отличные действия во время сражения и приказал давать рядовым три дня по две чарки рому. Убитых у нас на корабле оказалось: 1 штурманский кадет, 2 унтер-офицера и 11 рядовых, всего 14 человек... У неприятеля, по собственному его показанию, число раненых и убитых простирается до 8000 человек. Сравнивая незначительные потери в людях на союзной эскадре с потерею турок, я теперь только вполне понял, каким образом число убитых и раненых с одной стороны может столь превосходить численную потерю с другой стороны, что прежде мне часто казалось весьма сомнительным...
Сегодня пущен ко дну турецкий фрегат, взятый кораблем «Александр Невский». Тогда же отпущены и взятые на нем турки. Отпуская их, мы дали им на три дня сухарей и бочку масла. Как кажется, они живо чувствуют наше доброе с ними обхождение, и многие изъявили даже желание остаться у нас.
По-видимому, турки сегодня несколько образумились, ибо, вместо того чтобы жечь свои же суда, они начали собирать их и ставить в порядок, под прикрытием крепостей, но у них осталось только один двухдечный фрегат и 14 малых судов...
11 октября. Прошлая ночь была очень беспокойной и даже опасной. Сильный ветер дул прямо с берега, и наши объезды от волнения не могли держаться на веслах. Нам раза три мерещились брандеры... Офицеры и матросы очень утомились, так что, несмотря на необходимость в работе, мы принуждены были дать утром 4 часа полного отдыха
Турки бродят по утесам с ружьями и грабят свои суда, стоящие у берега. Они безопасно проезжают с одной стороны бухты на другую и вообще мало стесняются нашим присутствием. Пушечной пальбы уже вовсе не слыхать; только изредка слышатся ружейные выстрелы на берегу и с судов по мимо проходящим шлюпкам, дабы заставить их подойти только для опроса. Английский фрегат «Тальбот» и бриг пошли на Мальту. Батареи молчат...
12 октября. Сегодня дует легкий попутный ветер, и у нас все думали, что будем сниматься, но оказывается, что наш «Азов» и английские «Азия» и «Генуа» еще не могут ни под каким видом выйти в море. День прекрасный, в бухте почти штиль, и множество трупов всплыло на поверхность воды. Турки до такой степени привыкли к ним, что свободно разъезжают около борта наших судов, осматривая своих убитых соотечественников, сделавшихся жертвою надменности и упрямства одного человека.
Я был сегодня на корабле «Александр Невский» и видел там 3 турецких чиновников, взятых в плен и не пожелавших возвратиться в Морею. Они покойно курили табак в кают-компании, посреди наших офицеров, и очень приветливо раскланялись с нами, когда мы вошли. В особенности поразил меня один из них, старик весьма почтенного вида, рассказавший впоследствии, с помощью переводчика, некоторые подробности, предшествовавшие Наваринскому сражению. По его словам, Таир-паша и Мукаррем-бей советовали Ибрагиму, покорившись необходимости, принять условия, предложенные адмиралом Кодрингтоном, но он никак не хотел слушать, утверждая, что позиция, занятая турецко-египетским флотом в Наваринской бухте, неприступна и что союзные адмиралы никогда не посмеют войти в нее и непременно перессорятся между собою в продолжение зимы. Когда же союзный флот показался у входа, то оп сказал окружавшим его: «Вот наши призы», приказав всем своим капитанам стать на якорь к союзному флоту, когда он войдет, и затем в первую же ночь неожиданно, всем вдруг, свалиться на абордаж со всеми нашими судами.
Приказание это, к нашему счастью, исполнено не было, иначе наш флот, вероятно, не отделался бы так дешево.
Как мы после узнали, ночью после сражения Ибрагим-паша видел с горы разрушение своего великого флота и на Упрек Таир-паши отвечал ему: «Кто же мог знать, что у них корабли железные, а люди настоящие черти».
Источник: Морские сражения русского флота. Воспоминания, дневники, письма. М., Военное издательство, 1994 Сост. В.Г. Оппоков
