Время неумолимо, и многие события, казавшиеся когда‑то самыми значимыми и важными, сегодня забыты. И все же мы вновь обращаемся к дням минувшим, чтобы там найти ответы на вопросы дня сегодняшнего, вспомнить о людях, которых давно уже нет с нами.
История трагедии подводной лодки М‑200 ныне уже мало кому известна. Ее заслонили иные, куда более поздние катастрофы, с куда большим количеством жертв, ставшие волею случая достоянием общественности и попавшие на страницы газет.
В процессе работы над этой небольшой документальной повестью автору неоднократно приходилось слышать: «Зачем вы занимаетесь этой некрасивой историей? Ведь в ней не было ничего героического, зато вдосталь было безответственности и разгильдяйства!» Думаю, что столь однозначная оценка событий, связанных с гибелью подводной лодки М‑200, не совсем правомочна. Да, разумеется, была безответственность тех, кто по долгу был обязан предотвратить трагедию, но были мужество и самоотверженность тех, кто, до последних минут выполняя служебный долг, принял мученическую смерть в затопленных отсеках. А погибшие имеют право на память!
Заканчивался 1956 год. Страна стояла на пороге больших свершений. Был запущен в космос первый искусственный спутник Земли, осваивалась целина, вовсю шло создание военного союза Варшавского договора, создавались ракетные войска стратегического назначения – принципиально новый вид вооруженных сил. Серьезные изменения происходили и в руководящем составе Министерства обороны. Во главе Военно‑морского флота вместо оклеветанного и отправленного на пенсию после гибели линкора «Новороссийск» Н.Г. Кузнецова встал адмирал С.Г. Горшков, чья эпоха руководства ВМФ продлится долгих тридцать лет. В сверхсекретных КБ на судостроительных заводах уже создавались первые подводные атомоходы. Военно‑морской флот готовился стать ядерным, ракетным и океанским.
Поздней осенью 1956 года подводные лодки, базировавшиеся на Палдиски, готовились к переходу в Балтийск и Лиепаю. Дело в том, что находящийся в устье Финского залива Палдиски очень рано замерзал в отличие от незамерзающих более западных военно‑морских портов. Поэтому, базируясь на Балтийск и Лиепаю, корабли могли на протяжении всей зимы заниматься полнокровной боевой подготовкой.
Итак, 12 ноября командующий подводными силами Балтийского флота контр‑адмирал Кучеренко сообщил телеграммой командующему Восточно‑Балтийской флотилией вице‑адмиралу Черокову о необходимости скорейшего перевода шести подводных лодок из состава только что сформированной 157‑й отдельной бригады подводных лодок в Лиепаю на зимовку. Вечером того же дня начальник штаба 157‑й бригады капитан 2‑го ранга Штыков доложил по телефону командующему подводными силами, что через три дня к межбазовому переходу будут готовы три подводные лодки, четвертая же, М‑200, вынуждена будет задержаться в Палдиски до прибытия на нее нового командира. М‑200 по предложению врио командующего подводными силами Восточно‑Балтийской флотилии капитана 1‑го ранга Кабо также решено было отправить зимовать в Лиепаю.
Что же представляла собой подводная лодка М‑200? Это была головная лодка типа «М» XV серии, так называемая "малютка”. История ее создания и боевой деятельности необычна и интересна. Заложена она была 31 марта 1940 года на Горьковском судостроительном заводе, а уже 4 февраля 1941 года спущена на воду. Однако достроить «малютку» долго не могли. Началась война, и два года подводная лодка простояла у достроечного пирса. Но наконец средства на достройку М‑200 нашлись. То были пожертвования тружеников Горьковской области и воинов‑североморцев на борьбу с немецко‑фашистскими захватчиками. 20 марта 1943 года на М‑200 подняли военно‑морской флаг. По просьбе вдов погибших подводников и жителей Горького лодке присвоили и имя, символизирующее ее предназначение. Отныне она стала именоваться «Месть». Одним из инициаторов сбора денег на достройку лодки была Л.М. Лободенко, вдова полкового комиссара В.М. Лободенко, который одно время был военкомом бригады подводных лодок Северного флота. Она обратилась с письмом в ЦК ВКП(б): «Мой муж погиб в первый год войны на Северном флоте, брат пал в боях за Украину, отец убит в Кронштадте… Внося свой небольшой вклад, мы обращаемся ко всем женам моряков Советского Союза с призывом организовать сбор средств на постройку подводной лодки "Месть”. Пусть героические моряки Красного Флота топят проклятых фашистов…» Новая «малютка» вошла в состав Каспийской флотилии и перешла в Баку. Но «каспийский этап» в жизни М‑200 продолжался недолго.
Постановлением ГКО от 22 апреля 1943 года было решено перевести 6 подводных лодок с Каспия в Заполярье. В их число попала и М‑200.
23 апреля лодка в составе первого эшелона направилась своим ходом из Астрахани в Горький, куда благополучно прибыла 1 мая. На этом этапе переходом руководил инженер‑капитан 1‑го ранга Н.В.Алексеев. В Горьком М‑200 вместе с однотипной М‑201 поставили в плавдок.
15 мая лодки начали движение в Молотовск, куда благополучно прибыли 28 мая. На этом этапе переходом командовал генерал‑майор интендантской службы А.И.Лебедев.
28 мая 1943 года М‑200 вошла в состав Северного флота. 2июня командиром лодки назначен капитан‑лейтенант Шматов Павел Семенович.
12 сентября 1943 года командиром М‑200 назначен капитан 3‑го ранга Тураев Василий Андрианович. 19 октября «Месть» прибыла в Полярное и уже в декабре 1943 года совершила свой первый боевой поход, который не принес результатов. Под командованием Тураева «Месть» выходила на позицию еще два раза, но и эти походы не записали на счет лодки ни одного вражеского транспорта.
12 марта 1944 года командиром М‑200 назначен старший лейтенант (впоследствии капитан‑лейтенант) Глазков Владимир Львович. Под его командованием «Месть» совершила два безрезультатных боевых похода. В некоторых источниках указывается, что 22 июня 1944 года «Месть» провела удачную атаку по конвою противника, но в этот день М‑200 уже находилась на базе.
11 июля 1944 года «Месть» вновь вышла на позицию в район Перс‑Фьорда, где 15 июля двумя торпедами атаковала конвой противника. Данных, подтверждающих победу лодки со стороны противника, нет, хотя во многих советских послевоенных источниках указывается, что в этот день М‑200 отправила на дно два вражеских транспорта.
По возвращении из похода лодку начали готовить к переходу на Балтику. Через два месяца «Месть» погрузили на транспортер и отправили в Ленинград.
Из воспоминаний служившего в годы войны на М‑200 старшины 1‑й статьи в отставке Виктора Илларионовича Санникова: «Второй боевой поход был тяжелым. Вышли из базы. Пришли в свой квадрат. Вскоре обнаружили фашистский конвой. Командир вышел в атаку со стороны берега. Судно было мористее нас. Едва выстрелили и услышали взрыв, как нас стали атаковать противолодочные корабли. Лодка буквально тряслась от разрывов глубинных бомб. Вначале разрывы были далеко от нас, но затем становились все ближе и ближе. Но тут налетела наша авиация и отогнала немцев. Только тогда мы вздохнули свободно. В Полярном на причале нас встречали комбриг Колышкин и оркестр. За этот поход меня наградили орденом Красной Звезды. Затем нам объявили, что в море мы больше ходить не будем и подлодку переводят на Балтику. Мы стали разоружаться. На подводной лодке срезали ограждение рубки. Потом два месяца ждали специальную платформу. Когда, наконец, она пришла, погрузили на нее корпус подводной лодки. Сзади прицепили теплушку для экипажа, и мы поехали служить на Балтику. Прибыли в Ленинград. Лодку перегрузили на стапель. Снова приварили легкий корпус рубки. Стали готовить корабль к спуску на воду. Но повоевать на Балтийском море уже не довелось. Пока вводились в строй, война закончилась. Экипаж на М‑200 у нас был очень дружный, молодежный. Многие уже до "двухсотки” успели вдоволь повоевать, кто в морской пехоте, кто на кораблях. Я, например, два с половиной года отвоевал на черноморских "щуках”, так что народ у нас был опытный».
Водоизмещение подводной лодки М‑200 составляло: надвод‑ное – 283 тонны, подводное – 350 тонн. Главные размеры были следующими: длина – 49,5 метра, ширина – 4,4 метра, высота корпуса – 3,5 метра. В надводном положении мощность механизмов, то есть дизелей, составляла 1200 лошадиных сил, скорость хода 15,5 узла, а дальность плавания 3000 миль. В подводном положении: мощность двух электродвигателей – 460 лошадиных сил, скорость 7,9 узла, дальность 85 миль. В носовой части корпуса подводная лодка имела четыре 533‑миллиметровых торпедных аппарата. Штатный экипаж «малютки» насчитывал 28 человек.
В начале ноября 1956 года в 157‑й отдельной бригаде подводных лодок произошел досадный случай, имевший, как оказалось впоследствии, самое трагическое продолжение. Дело было на первый взгляд самое пустяковое: командир подводной лодки М‑200 капитан‑лейтенант Борис Родионов, немного выпив, заснул в ночном поезде Таллин– Палдиски. Казалось бы, что тут такого? Но нет! Спящего офицера заметил бдительный патруль, разбудил и доставил в комендатуру. Комендант уловил у капитан‑лейтенанта запах алкоголя. Доложили командиру бригады, и тот немедленно дал делу ход. В то время на флоте набирала силу очередная антиалкогольная кампания, и командир «двухсотки» попался как нельзя кстати. Тем более что у комбрига отношение к Родионову было особое. Виной тому были излишняя самостоятельность и дерзкая принципиальность молодого командира. На следующий день капитан‑лейтенант Родионов был уже отстранен от должности. Тогда же в штаб флотилии ушла бумага с требованием назначить на М‑200 нового командира.
Так двадцатишестилетний командир «двухсотки» оказался не у дел. Скоро, очень скоро ему, создавшему за год своего командования на М‑200 прекрасный коллектив единомышленников, придется испить до дна чашу душевных мук. Ведь что может быть горше для командира, чем весть о гибели его корабля со всем экипажем, когда к огромному горю добавляется еще и щемящее чувство собственного бессилия что‑либо изменить!
Пройдет время, и Борис Родионов будет восстановлен в должности и вновь встанет на командирский мостик. Его подводная лодка будет объявлена лучшей на флоте, а имя самого командира не будет сходить с первых полос флотских газет. Но это будет другая лодка и другой экипаж… Ныне капитан 1‑го ранга в отставке профессор Борис Иванович Родионов продолжает трудиться в Главном штабе Военно‑морского флота. За его плечами не только многие годы службы в подплаве, но и многие научные труды, книги, статьи. Всей своей жизнью и службой доказал бывший командир М‑200 трагическую ошибочность давнего решения комбрига. Ведь окажись тогда, 21 ноября, на ходовом мостике лодки Родионов, все могло быть по‑иному. Увы, история не признает сослагательного наклонения!
Вечером 18 октября в Палдиски прибыл только что назначенный командиром М‑200 капитан 3‑го ранга Шуманин. Новый командир «малютки» получил назначение на нее буквально несколькими днями раньше, после окончания специальных офицерских классов в Ленинграде. До классов Шуманин служил на «щуках» и «эсках». Учиться же уезжал с должности старпома подлодки типа «С» 613‑го проекта.
Из личного дела капитана 3‑го ранга Шуманина Александра Спиридоновича: «1927 года рождения, русский, член КПСС с 1953 года. Окончил Каспийское ВВМУ в 1949 году, ВСКОС, штурманское отделение в 1952 году, ВОЛСОК в 1956 году. Назначен командиром ПЛ М‑200 10 октября 1956 года приказом главкома ВМФ №03878. Допущен к самостоятельному управлению ПЛ проекта 613 приказом командующего 4 ВМФ №0444 от 8.09.55 года. Состав семьи: жена и дочь 1950г. р.».
Новый командир прибыл к месту службы с семьей, которую надо было устроить, и времени для вхождения в курс дела на лодке у него уже не оставалось. Начальство торопило с переходом в Лиепаю, а лодка еще не прошла планового размагничивания.
Утром 21 ноября М‑200 вышла из Палдиски в Таллин по приказанию командира 157‑й отдельной бригады подводных лодок капитана 2‑го ранга Щекина на контрольно‑измерительную станцию для замера магнитного поля. Ввиду того, что только что прибывший командир «малютки» еще не имел навыков управления ею, старшим на М‑200 вышел в море начальник штаба бригады капитан 2‑го ранга Штыков.
Из личного дела капитана 2‑го ранга Штыкова Юрия Павловича: «1922 года рождения, русский, член КПСС, в ВМФ с 30.07.40 года. Состав семьи: жена, два сына, 1945 и 1953г. р.».
Из воспоминаний бывшего командира М‑200 капитана 1‑го ранга в отставке Б.И. Родионова: «Юрий Петрович Штыков был очень опытным и грамотным подводником. По своему опыту знаю, что прежде чем доверить новому командиру корабль, он его долго изучал и готовил, но, удостоверившись в твердых знаниях и хорошей морской практике, доверял всецело. В свое время Штыков приехал в Кронштадт, где моя М‑200 заканчивала средний ремонт. Во время ходовых испытаний он дотошно проверил меня и помощника Славу Колпакова, но зато, когда мы совершали переход в Палдиски, Штыков на мостике почти уже не показывался. Мне кажется, что кредит доверия к экипажу М‑200 сохранился у него и после смены командира лодки. Иначе я просто не могу объяснить себе ситуацию 21 ноября… Но, по правде говоря, и обстановка‑то была самая простая: штиль, полная видимость и один идущий навстречу корабль!»
Вспоминает бывший флагманский связист 157‑й отдельной бригады подводных лодок капитан 1‑го ранга в отставке Григорий Ассанович Енгалычев: «Как раз перед теми трагическими событиями бригада осталась без комбрига. Он ушел в Балтийск во главе двух подводных лодок. Старшим остался начальник штаба бригады капитан 2‑го ранга Штыков. Начштаба мы уважали. Это был опытный, боевой подводник. Высок, строен и очень обаятелен. Исполнять же должность начальника штаба временно было приказано мне. Как раз в это время прибыл к нам назначенный командиром на М‑200 капитан 3‑го ранга Шуманин. Пришел в штаб, представился. Штыков ему говорит: "Хорошо! Сдайте все свои документы, аттестаты и начинайте знакомиться с лодкой!” Следующий день Шуманин знакомился с экипажем. Вечером Штыков вызвал его к себе, сказал: "Завтра я вместе с вами схожу на КИМС (контрольно‑измерительная станция.– В.Ш.)”. На следующий день после построения бригады и подъема военно‑морских флагов Штыков подозвал меня к себе и дал указание, чем заниматься в его отсутствие. На мой вопрос, когда его ожидать обратно, ответил: "Будем к девятнадцати”. Убрали сходню, и лодка отошла от причальной стенки».
К 19 часам вечера того же дня, закончив измерение магнитного поля, подводная лодка взяла курс на Палдиски через Суурупский проход. Дул небольшой северный ветер. На море был штиль. Несмотря на небольшую облачность, видимость оставалась хорошей. М‑200 шла по судоходному фарватеру. Скорость хода была 11,6 узла. В 19.30 произвели смену вахт. Вместо опытного и грамотного капитан‑лейтенанта Колпакова вахтенным офицером заступил лейтенант Макаров, не имевший допуска к самостоятельному несению вахты.
Было 19 часов 45 минут, когда впереди на дистанции в 40 кабельтовых сигнальщик подводной лодки обнаружил топовый и отличительный красный (левый) ходовые огни встречного корабля. То был эсминец «Статный», следовавший к Суурупскому проходу навстречу со скоростью 22 узла. Корабли быстро сближались. Оценив обстановку, капитан 2‑го ранга Штыков обратился к командиру лодки, который только что поднялся на ходовой мостик, чтобы подменить начальника штаба бригады на ужин:
–Усильте внимание при расхождении со встречным кораблем. Судя по контурам и скорости хода, это, скорее всего, эсминец, учтите особенности района.
–Ясно,– ответил Шуманин.– Не в первый раз в море. Все сделаю, как надо. Не волнуйтесь!
Постояв еще несколько минут рядом с командиром, капитан 2‑го ранга Штыков спустился вниз. В акте расследования обстоятельств и причин столкновения эскадренного миноносца «Статный» с подводной лодкой М‑200 относительно решения капитана 2‑го ранга Штыкова уйти на ужин есть такая запись: «Не проверив, как командир намерен расходиться с эсминцем, капитан 2‑го ранга Штыков спустился внутрь подводной лодки, оставив на мостике не подготовленного к самостоятельному плаванию командира корабля и вахтенного офицера лейтенанта Макарова».
Оставшись старшим наверху, капитан 3‑го ранга Шуманин за расхождение с приближающимся эсминцем особенно не волновался. Наверное, именно в эти минуты у него и созрело не объяснимое здравым смыслом решение разойтись со «Статным» правыми бортами, хотя по логике вещей и всем существующим ППСС он должен был, отвернув вправо, уступить дорогу идущему навстречу кораблю и разойтись с ним левыми бортами. Почему так решил командир М‑200, сказать сложно. Вероятно, забылись за месяцы учебы на классах основы маневрирования, морская практика, а может, сказалась психологическая нагрузка его первого командирского дня. Как бы там ни было, но роковой выбор в маневре М‑200 был капитаном 3‑го ранга Шуманиным уже сделан…
Было 19 часов 48 минут, когда эсминец «Статный», подойдя к бую №1 на входе в Суурупский проход, несколько изменил свой курс, подвернув вправо, желая разойтись с подводной лодкой левыми бортами, как и положено по всем правилам. Почти одновременно командир М‑200 отдает свою команду на расхождение правыми бортами и подворачивает влево. Оба корабля вновь оказываются на сходящихся курсах. Эсминец и подводная лодка продолжают сближаться.
Избежать столкновения, однако, было еще можно. Для этого капитан 3‑го ранга Шуманин должен был немедленно сделать одно из двух: резко отвернуть вправо и уступить дорогу эсминцу или же, застопорив ход, пропустить «Статного» перед собой. Однако ни того ни другого командиром М‑200 сделано не было. И только тогда, когда до эскадренного миноносца оставалось уже менее четырех кабельтовых, а Шуманин, к своему ужасу, оказался в свете яркого красного левого бортового огня стремительно надвигающегося корабля, он решил действовать. Но и здесь, полностью потеряв ориентировку, вместо того чтобы дать полный назад, он внезапно скомандовал:
–Лево на борт!
Рулевой, тотчас же отрепетовав команду, переложил руль влево, и М‑200 буквально подставила свой борт под кованый форштевень эсминца. О чем думали в эти мгновения те, кто, ничего не подозревая о неотвратимости мчащейся к ним смерти, находились в отсеках? Кто теперь может об этом сказать…
Из акта расследования обстоятельств и причин столкновения эсминца «Статный» с подводной лодкой М‑200, утвержденного главкомом ВМФ адмиралом С.Г. Горшковым:
«В 19.36 эсминец "Статный”, находясь на подходе к бую №1 Суурупского прохода, обнаружил в расстоянии около 70 кабельтовых слева на курсовом угле 10–15° топовый огонь встречного судна. Это была подводная лодка М‑200, следовавшая Суурупским проходом, курсом 270°, скоростью 11,6 узла к бую №1.
Командиры эсминца и подводной лодки о вероятности их встречи на переходе морем не знали, так как, согласно оповещению, данному штабом Восточно‑Балтийской флотилии, подводная лодка и эсминец должны были возвратиться к местам постоянного базирования к 17.00 21 ноября. В связи с задержкой ПЛ на КИМС подводная лодка вышла из Таллина в Палдиски в 19.00, а эсминец закончил обеспечение турбоэлектрохода "В. Молотов” в 17.45 и начал движение в Таллин.
ОД флотилии дополнительного оповещения о переходах эсминца и подводной лодки не дал.
В 19.48, подойдя к бую №1, командир эсминца лег на курс 90°, который проходил севернее оси фарватера, после чего топовый огонь встречного корабля стал наблюдаться с эсминца прямо по курсу, а в 19.49 с мостика были обнаружены и отличительные огни в расстоянии около 20 кабельтовых.
Командир эсминца принял решение расходиться со встречным кораблем, согласно правилу 18 ППСС: левыми бортами и одновременно перейти на правую сторону фарватера, в соответствии с правилом 25 ППСС, и уменьшить при этом ход.
Свое решение командир выполнил неэнергично и изменил курс вправо всего на 2°, ход уменьшил только до 18 узлов. Находясь на курсе 92°, командир эсминца убедился в том, что этот курс не обеспечит безопасность расхождения со встречным кораблем, а поэтому продолжал постепенно изменять курс вправо.
В 19.51 в расстоянии около 8,5 кабельтова от подводной лодки, находясь на курсе 96°, командир "Статного” уменьшил ход до 14 узлов и продолжал медленно катиться вправо. Свой поворот при изменении курса не показал ни звуковыми, ни световыми сигналами, чем нарушил правила 12 и 28 ППСС.
В 19.52 на курсе 105°, в расстоянии около 4 кабельтовых с эсминца был обнаружен внезапный поворот подводной лодки, с которой при этом было дано два коротких звуковых сигнала. Командир эсминца дал самый полный ход назад, однако руля для уменьшения угла встречи не положил и в 19.53 ударил форштевнем в правый борт подводной лодки в районе 5–6‑го отсеков.
Подводная лодка, получив пробоину в корме, приняла большое количество воды в кормовые отсеки и с большим дифферентом на корму, близким к 80°, через 6–10 минут затонула в Ш – 59°29′95″, Д – 24°23′34″ на глубине 53 метра. Однако ввиду того, что лодка легла на дно, задрав нос, глубина над носовым отсеком была всего 34 метра.
После столкновения на эсминце была немедленно сыграна боевая тревога, сброшены на воду спасательные средства и спущена шлюпка.
Из 34 человек команды подводной лодки с поверхности воды были подобраны 6 человек, находившихся во время столкновения на мостике.
Подобраны были командир подводной лодки капитан 3‑го ранга Шуманин А.С., вахтенный офицер командир БЧ‑2–3 лейтенант Макаров В.А., старшина команды рулевых‑сигнальщиков старшина 2‑й статьи Попов А.В., командир отделения радиотелеграфистов старший матрос Рева В.Г., командир отделения машинистов трюмных старшина 2‑й статьи Тункин С.Т. истажер‑мичман Голанд Л.И.
При столкновении "Статный” получил повреждения форштевня – отогнута на правый борт наделка форштевня, ниже ватерлинии 7‑го шпангоута имеются вмятины корпуса и пробоины размером 300 мм ×150 мм и 1000 мм × 500 мм».
А вот как выглядят обстоятельства столкновения в объяснительных записках главных его участников – командиров столкнувшихся кораблей.
Объяснительная командира «Статного»: «Председателю комиссии контр‑адмиралу тов. Иванову. Рапорт. Доношу, что 21 ноября 1956 года после сопровождения теплохода "В. Молотов” ЭМ "Статный” возвращался в Таллин… У буя №1 лег на курс 90° и дал ход 18 узлов. Еще до поворота на этот курс мне доложили, что о малой подводной цели по П‑… (в объяснительной неясная запись.– В.Ш.) и в Д‑30 каб. Повернув на курс 90°, визуально прямо по курсу обнаружил низкорасположенный над водой большой яркий белый огонь. Отличительные огни сначала не были видны на очень ярком белом фоне, и в первое время я не смог установить, что это за корабль и как он идет относительно ЭМ "Статный”. В целях избежания неожиданных положений и риска я начал командовать на руль "изменить курс вправо и уменьшить ход до 14 узлов”. Вскоре разглядел огни какого‑то небольшого низкосидящего судна, которое в это время находилось несколько слева от курса ЭМ. Решил склоняться вправо и вскоре увидел только левый (красный) отличительный огонь судна. На Д – 5–6 каб. опознал во встречном судне ПЛ. Отметил про себя, что хорошо сделал, что стал еще до этого подворачивать вправо. Продолжал подворачивать вправо и последнюю команду подал: "Курс 105°”. В расстоянии 2 каб., когда ПЛ находилась на носовом угле 10–15° левого борта, было очевидно нормальное расхождение кораблей даже в том случае, если бы ПЛ никуда не поворачивала. Был замечен резкий поворот ПЛ влево под нос ЭМ, после этого последовало два коротких сигнала. Увидев поворот ПЛ влево, дал "самый полный ход назад”, но погасить инерцию переднего хода не смог. В 19.53 произошло столкновение кораблей. Удар пришелся по кормовой части ПЛ. В то время нос и рубка ПЛ находились уже с правого борта, при этом ПЛ имела курсовой угол 50–60° правого борта. После удара ПЛ прошла по правому борту ЭМ, имея большой крен на правый борт и дифферент на корму. В районе кормы ЭМ ПЛ находилась почти в вертикальном положении на расстоянии 120–140 метров. Сразу после удара была сыграна боевая тревога, сброшены за борт аварийные плотики и спасательные круги. Через несколько минут после столкновения корабль встал на якорь и были спущены сначала шлюпка, а затем и командирский катер. В это время находящуюся в вертикальном положении ПЛ освещали сигнальными прожекторами. Шестерка подобрала 6 человек, плавающих в воде и державшихся за спасательные круги. Перед тем как погрузиться, ПЛ всплыла и, раскачиваясь с борта на борт, находилась в горизонтальном (нормальном) положении. В это время лейтенант Вильшанский рассмотрел и доложил мне номер ПЛ – "630”. Примерно в 20ч. 6мин. ПЛ погрузилась под воду. Спасенные люди были доставлены в лазарет и пункт медицинской помощи. После объявления сигнала "боевая тревога” все помещения корабля были осмотрены и о результатах доложили мне на ГКП. Учитывая большой удар и еще не выясненные окончательно последствия столкновения, приказал поставить подпоры на люк форпика, тентовый и брезентовый, и подкрепить носовую переборку в кубрике №1, что и было сделано. В результате столкновения корабль получил повреждения, показанные в "схеме повреждений”. О столкновении я сразу доложил ОД ДИРК (дивизии крейсеров.– В.Ш.). О нахождении ПЛ в этом районе и в это время мне не было известно. Согласно оповещению эта ПЛ должна была быть в Палдиски в 17.00.
Командир ЭМ "Статный” капитан 3 ранга Савчук. 24.11.1956г.».
Командира эсминца дополняет штурман капитан‑лейтенант В.А. Дуэль: «…В 19 часов 51 минуту последовала команда уменьшить ход до 14 узлов, и курс корабля был изменен на 96°. Для выяснения причины изменения курса я поднялся на ходовой мостик. Выйдя наверх, я увидел слева, примерно на курсовом углу 15°, яркий белый огонь, расположенный очень низко над водой. Не видя ходовых огней, я предположил, что это подводная лодка, так как расположение ходовых огней на подводных лодках таково, что их можно рассмотреть лишь вблизи. В 19 часов 52 минуты я увидел ясный правый огонь, зеленый, и услышал два гудка. Лодка по непонятным мне причинам пошла на пересечку курса. Поняв, что столкновение неизбежно, я крикнул о необходимости изменения хода на самый полный назад. И посмотрел на телеграф. Командир корабля уже переводил ручки телеграфа на самый полный ход назад. Через минуту корабль, не успев погасить инерции, ударил пересекающую его курс подводную лодку в районе гакабортного огня, ближе к корме». (Примерно аналогичная картина изложена и в рапорте вахтенного офицера эсминца лейтенанта А. Зимина.)
Теперь узнаем, как оправдывает свои действия командир М‑200 капитан 3‑го ранга Шуманин. Перед нами его объяснительный рапорт на имя заместителя главнокомандующего ВМФ по подводным силам контр‑адмирала Иванова:
«Доношу, что 21 ноября 1956г. около 19 часов 58 минут произошло столкновение ПЛ М‑200 с ЭМ "Статный” при следующих обстоятельствах: ПЛ М‑200 следовала с Таллинского рейда с КИМС в Палдиски на участке пути до банки Якопсалу, идя ИК‑270°. Я вышел на мостик после ужина, чтобы сменить стоящего на мостике капитана 2‑го ранга Штыкова, начальника штаба 157 ОБПЛ, и увидел справа 15° топовый и левый отличительный огни идущего судна в дистанции порядка 40–45 каб. Через полминуты впереди идущее судно показало свой правый отличительный и стало справа 7°. После чего левый отличительный перестал быть видимым. НШ спустился вниз. На дистанции 20–25 каб. ина курсовом 15–20° я принял решение для наибольшей безопасности прохода отвернуть влево на 5°. С началом поворота вахтенный офицер лейтенант Макаров – командир БЧ‑2–3 дал 2 коротких гудка тифоном. С приходом на КК‑264° я обнаружил, что впереди идущее судно показало свой левый отличительный, таким образом эсминец повернул на ПЛ и его левый отличительный стал скрываться и скрылся, т.к. пеленг пошел быстро на корму. Затем через полминуты в совершенной близости от ПЛ ЭМ показал опять левый отличительный, и тут же из темноты вышел нос ЭМ, и через 2–3 секунды он ударил носом в кормовую часть в районе 5–6‑го отсеков. От начала его поворота до столкновения прошло не больше 0,5–1 минуты. И за это время никаких решительных действий принять было невозможно. После удара ЭМ ПЛ сразу же погрузилась на корму, и я оказался выброшенным в воду. Минут через пять вертикально стоящая ПЛ стала продувать кормовую часть и всплыла на ровный киль по ватерлинию. Затем лодка стала медленно погружаться. Меня минут через 20 подобрали на шлюпку с эсминца и по приказанию вице‑адмирала Черокова отправили в госпиталь, хотя я себя чувствовал удовлетворительно…»
Из объяснительной записки вахтенного офицера М‑200 лейтенанта Макарова: «…20 ноября с. г. вечером были предупреждены командиром ПЛ кап. 3р. Шуманиным, а затем и помощником к‑ра ПЛ старшим л‑том Колпаковым, что утром 21 ноября ПЛ идет на КИМС в г. Таллин. 21 ноября около 10.00 по прибытии на борт начальника штаба 157 ОБПЛ капитана 2‑го ранга Штыкова лодка отошла от пирса для следования в Таллин. На КИМСе после нескольких галсов мы получили семафор: "Магнитное поле не в норме, следуйте на СБР”. После прохождения СБР мы вновь вернулись на КИМС. В какое время мы пошли с полигона КИМС в Палдиски, я точно не скажу, т.к. был в отсеке. Примерно в 19ч 35мин я вышел на мостик, чтобы покурить и сменить вахтенного офицера Колпакова на ужин. Командир ПЛ должен был сменить начальника штаба кап. 2‑го ранга Штыкова. Сменились мы в 19ч 47мин, курс ПЛ был 270°. Лодка шла полным ходом. Впереди нас на курсовом 5–10° были видны огни военного корабля: топовый и бортовой отличительные, причем правый отличительный был виден ясно, левый чуть просвечивал. Дистанция до корабля была примерно 30–35 каб. Мы изменили курс влево на 5°, чтобы разойтись со встречным кораблем правыми бортами на безопасном расстоянии. Когда ПЛ покатилась влево, стало очевидно, что встречный корабль поворачивает вправо, т.к. мы увидели только левый отличительный огонь встречного корабля, который в это время был от нас примерно в 10–15 каб. При повороте влево мною было дано 2 коротких гудка. По приказанию командира ПЛ было положено "руль лево на борт”, а через 2–3 минуты с курсового угла примерно 40–45° правого борта встречный корабль врезался носом в корму ПЛ в районе 5‑го отсека. Буквально через 5–6 секунд лодка встала вертикально носом вверх и всех находящихся на мостике смыло за борт. На мостике в это время находились: командир ПЛ кап. 3‑го ранга Шуманин, я, заступивший рулевой ст. м‑с Слабушевский, сменившийся рулевой ст. 2‑й ст. Попов, сигнальщик матрос Ус, свободные от вахты и курившие ст. 2‑й ст. Тункин и ст. м‑с Рева.
Эсминец, застопорив ход, сбросил круги и спасательные плотики. Один из спасательных кругов поймал ст. 2‑й ст. Попов и поплыл ко мне, когда я уже начал тонуть, здесь же мы подобрали мичмана‑стажера Голанда. Так трое продержались до подхода шлюпки примерно в 3–5 метрах от ПЛ, которая по‑прежнему держалась на воде в вертикальном положении. Над водой был виден нос ПЛ до 16–17‑го шпангоута. При подходе шлюпки к нам лодка неожиданно стала спрямляться и, встав на ровный киль, погрузилась. Мы были подобраны шлюпкой, доставлены на ЭМ, а затем в госпиталь. К самостоятельному несению ходовой вахты я не допущен».
Как стало ясно немногим позднее, в момент столкновения на ходовом мостике находились восемь человек. Шесть из них были подобраны живыми. Двое сигнальщиков – старший матрос Анатолий Слабушевский и матрос Андрей Ус погибли при столкновении. Форштевень «Статного» не оставил им шанса на спасение.
Вспоминает бывший командир М‑200 капитан 1‑го ранга в отставке Борис Иванович Родионов: «Как рассказали мне оставшиеся в живых ребята, Толя Слабушевский находился в носовой выгородке мостика под козырьком, в ней он и остался, когда лодку таранили. Андрей Ус стоял, как положено было вахтенному сигнальщику, на ограждении тумбы перископа в штормовой, по ноябрю, одежде, в которой он при всем желании просто не мог удержаться на воде, даже если бы остался невредимым после удара.
…Разве можно забыть двухметрового гиганта Андрея Уса, отличного пловца и очень добродушного человека. Стоявший на руле Толя Слабушевский – щуплый, подвижный и очень сообразительный парень. Вне всяких сомнений, что он куда быстрее командира сообразил, что, перекладывая руль влево, подставляет лодку под таран, но не мог не исполнить приказа».
Итак, трагедия свершилась и подводная лодка погибла, но на дне Финского залива в затонувшей М‑200 остались еще двадцать шесть человек. Что с ними? Живы ли они еще? Ответы на эти вопросы не мог дать пока никто. Так завершился первый акт Суурупской трагедии. Но, к сожалению, главные жертвы были еще впереди…
Спустя семь минут после столкновения оперативный дежурный Восточно‑Балтийской флотилии принял доклад о случившемся. Спустя минуту по Таллинской военно‑морской базе был дан сигнал боевой тревоги, объявлена готовность спасательному отряду. Командиру «Статного» было приказано оказывать помощь подводной лодке до прибытия спасателей.
Из воспоминаний бывшего флагманского связиста бригады капитана 1‑го ранга в отставке Григория Ассановича Енгалычева: «Едва поступил сигнал "Авария подводной лодки”, я немедленно объявил тревогу по бригаде. Мысли, конечно, были разные, но надеялся все же на благополучный исход. Мало ли что, может, все еще и обойдется! Посоветовался с заместителем начальника политотдела капитаном 3‑го ранга Сидоренко. Немедленно к месту аварии выслали подводную лодку М‑214 капитан‑лейтенанта В.В. Дудина, на ней пошли Сидоренко и врио флагманского механика капитан‑лейтенант Ильясов. Я остался на КП бригады. Вскоре позвонил командующий флотом адмирал Головко. Разговор у меня с ним состоялся такой.
Головко: Кто у телефона?
Я: Флагманский связист бригады!
Головко: Где комбриг?
Я: У вас в Балтийске!
Головко: Где начштаба?
Я: На аварийной лодке!
Головко: Кто старший в бригаде?
Я: Я, товарищ командующий!
Головко: Действуйте без суеты. Я вылетаю к вам.
К двадцати одному мы, находящиеся на КП, наконец узнали, что М‑200 столкнулась со "Статным” и, разрезанная им, затонула. В живых осталось шесть‑семь человек, что с остальными – неизвестно. С ушедшей к месту аварии М‑214 вскоре доложили, что готовят воздух высокого давления на аварийную лодку. Передали, что с М‑200 выбросили буй и есть живые в первом отсеке».
Как всегда бывает в жизни, в самый нужный момент на месте не оказывается самых нужных людей. Так случилось и тогда. На дивизионе аварийно‑спасательных судов самым старшим начальником оказался замполит капитан 2‑го ранга Неймарк. Командир дивизиона на спасателе «Арбан» отрабатывал задачи в Нарвском заливе, а начальник штаба выводил из судоремонтного завода спасатель подводных лодок «Чугуш».
У «Статного» тем временем непрерывно запрашивали данные о последствиях столкновения. Увы, сообщения капитана 3‑го ранга Савчука были безрадостными. В 20 часов 26 минут «Статный» доложил: «Подводная лодка скрылась под воду с левого борта эсминца. Широта – 59°30′, долгота – 24°20′».
Первым из множества спешивших к затонувшей подводной лодке судов примчался находившийся неподалеку в дозоре большой охотник БО‑185.
Вспоминает начальник радиотехнической службы «Статного» капитан‑лейтенант Зонин: «В 20 часов 12 минут была открыта гидроакустическая вахта, и вскоре мы установили звукоподводную связь, как думали поначалу, с подводной лодкой. Но вскоре разобрались, что связь установили с подошедшим большим охотником. Позднее узнали, что на М‑200 вообще не было гидроакустической станции и поэтому подводники никак не могли работать в режиме звукоподводной связи».
С большого охотника первыми увидели всплывший над затонувшей подводной лодкой аварийно‑сигнальный буй. Его быстро подняли на борт.
Вот как развивались события дальше. В 21.05 21 ноября находившийся в дозоре БО‑185 подошел в район аварии и поднял на борт аварийно‑сигнальный буй, выпущенный с затонувшей ПЛ М‑200.
В 21.12 была установлена связь с личным составом первого отсека. Сообщил, что кормовые отсеки затоплены, в ЦП находится начальник штаба бригады капитан 2‑го ранга Штыков; глубиномер показывает 35 метров, глубина увеличивается.
Врио флагманского механика 157 ОБПЛ инженер‑капитан‑лейтенант Ильясов, прибывший в район аварии в 23.27 на ПЛ М‑214, связался с личным составом первого отсека по телефону аварийно‑сигнального буя.
Старший лейтенант Колпаков, находившийся в первом отсеке, сообщил ему, что в момент столкновения он находился вместе с капитаном 2‑го ранга Штыковым во втором отсеке. При ударе эсминца о корпус подводной лодки Колпаков упал и потерял сознание. Придя в сознание, увидел, что подводная лодка имеет дифферент на корму в 80–90°, электролит выливается и скапливается у переборки ЦП, выделяются пары серной кислоты, может быть, и хлора, появилась резь в глазах, стало трудно дышать.
Капитан 2‑го ранга Штыков ранее перешел в центральный пост, а Колпаков вместе с гидроакустиком Кузнецовым перешли в первый отсек и герметизировали его. В первом отсеке стало теперь 6 человек: помощник командира лодки старший лейтенант Колпаков, штурманский электрик старший матрос Ефременков, командир отделения гидроакустиков старший матрос Кузнецов, командир отделения торпедистов старший матрос Самарин, торпедист матрос Скурыдин и стажер‑мичман Васильев.
Через некоторое время дифферент лодки уменьшился до 10°, глубиномер показывал 35 метров. В первый момент после аварии первый отсек имел телефонную связь с ЦП, но потом она прекратилась.
Общее руководство спасательными работами осуществлял командующий флотилией вице‑адмирал Чероков. Непосредственное руководство работами до прихода специалистов АСС осуществлял по приказанию командующего флотилией помощник флагманского механика 19‑й дивизии ОВР инженер‑капитан‑лейтенант Осипов, который не имел никогда никакого отношения к спасательным работам, но время было дорого и выбирать не приходилось.
Только в 4 утра 22 ноября непосредственное руководство работами взял на себя командир 405‑го отдельного дивизиона спасательных судов капитан 1‑го ранга Кривко, прибывший в район аварии на спасателе «Арбан», а с 13 часов 22 ноября – начальник АСС Балтийского флота инженер‑полковник Михайлов, прибывший из Калининграда.
Планом работ, составленным командующим флотилией вице‑адмиралом Чероковым, предусматривалось завести буксир за носовую часть подводной лодки для буксировки ее на 10‑метровую глубину с целью вывода подводников из отсека на поверхность воды в более простых условиях. Эта работа была поручена водолазному морскому боту ВМ‑11, с которого в 23 часа 57 минут спустили под воду первого водолаза.
К 3 часам утра 22 ноября состояние подводников ухудшилось в связи с увеличением давления, а в воздухе отсека – процентного содержания углекислоты. К этому времени студеная вода, поступавшая через предохранительный клапан дифферентной цистерны, заполнила отсек выше настила.
Инженер‑капитан‑лейтенант Ильясов, поддерживавший с подводниками связь по телефону буя, порекомендовал им перезарядить установку РУКТ‑4 новыми патронами. Подводники сообщили, что все они надели гидрокомбинезоны, проверили индивидуально‑спасательные аппараты, опустили и раскрепили тубус шахты спасательного люка и были готовы к выходу на поверхность.
В 6 часов утра в связи с ухудшением состояния подводников было принято решение подавать в лодку свежий воздух, хотя водолазы к этому времени еще не закончили работы по заводке буксирного троса за носовую часть подводной лодки.
В 7 часов из первого отсека сообщили, что надолго патронов регенерации не хватит. В первом отсеке имелось всего 11 патронов «В‑36», мощность каждого составляла 36 человеко‑часов при температуре 10–25° и влажности воздуха 60–80%. В нормальных условиях мощности 11 патронов для 6 человек должно было хватить на 66 часов.
Учитывая, что мощность регенерационных патронов значительно понижается с увеличением влажности воздуха и понижением температуры, можно предполагать, что мощность патронов была снижена наполовину и составляла примерно 30 часов.
Свет в первом отсеке от аккумуляторной батареи аварийного освещения погас примерно через час после столкновения. К 7.00 22 ноября в действии остался только ручной фонарик «Пигмей».
На открывание крышки над выгородкой и приворачивание к штуцеру шланга подачи воздуха водолазы затратили пять часов, хотя на учениях с подводными лодками на подобные работы отводится не более двух.
Шланг подачи воздуха был привернут к штуцеру в 11.30, и с этого момента началась подача свежего воздуха в отсек. Шланг отсоса воздуха присоединить не удалось, вентиляцию отсека поэтому осуществляли по одному и тому же шлангу попеременной подачей и отсосом воздуха. Такой обмен воздуха был неполноценным, и в отсек систематически подавался также и кислород.
Из первого отсека вскоре сообщили, что вентиляция немного улучшила состав воздуха, стало легче дышать. Подводники по‑прежнему находились в гидрокомбинезонах.
В 12.00 по решению командующего флотилией начали проводиться подготовительные работы к подъему подводной лодки 250‑тонным краном и 75‑тонным килектором. Одновременно с этим проводились подготовительные работы к выводу подводников из отсека с помощью водолазов, размещенных на беседке, изготовленной из двух пеньковых концов и деревянных перекладин, закрепленных на тросах соответственно выдержкам времени для декомпрессии при подъеме.
Командующий КБФ адмирал Головко, прибывший в район аварии в 14.00 22 ноября, принял решение о выводе подводников из отсека в индивидуально‑спасательных аппаратах, так как к этому моменту погода улучшилась, а судоподъемные работы на глубине 53 метра требовали много времени. Все работы по подъему лодки были свернуты, кроме подготовительных работ к выводу подводников из отсека.
С подходом спасателя подводных лодок «Пулково» решено было с 18.00 22 ноября приступить к выводу личного состава с использованием спуско‑подъемного устройства судна. Однако при установке ССПЛ «Пулково» над затонувшей подводной лодкой в районе аварии налетевшим шквалом сдрейфовало корабли и суда, в 18.45 телефонный кабель аварийно‑сигнального буя был оборван, связь с подводниками прекратилась. Теперь оставшиеся еще в живых подводники были предоставлены сами себе.
Спасательные работы с дрейфом судов задержались, однако по воздушному шлангу в первый отсек все время пытались подавать и стравливать воздух.
Около 1.00 23 ноября было наконец установлено, что при стравливании воздуха давление в отсеке ниже 5,5 атмосферы не опускалось.
Из рапорта временно исполнявшего в тот день обязанности флагманского механика 157‑й отдельной бригады подлодок капитан‑лейтенанта Ильясова:
«К месту аварии прибыл на ПЛ М‑214 в 23 часа с минутами. Через полчаса на штабном катере вместе с инженер‑капитан‑лейтенантом Кремером М.С. икапитаном 2‑го ранга Губановым были доставлены на ЭМ‑34 к командующему флотилией вице‑адмиралу Черокову, после короткого совещания с выбором варианта спасения ПЛ отправились на штабном катере в составе вице‑адмирала Черокова, капитана 1‑го ранга Сливина, капитана 2‑го ранга Губанова, инженер‑капитан‑лейтенанта Кремера и меня на место потопления ПЛ.
Прибыли в 0 часов с минутами на ВМ‑11. Обстановка была следующей: с ВМ‑11 был спущен водолаз на ПЛ, глубина места 53–56 метров. Недалеко от ВМ‑11 находилась шлюпка с аварийным буем ПЛ. Водолазу была поставлена задача на носовой надстройке найти и открыть лючок над подъемным рымом ПЛ. Связь с ПЛ по телефону аварийного буя поддерживалась командиром БЧ‑2–3 БТЩ‑812.
Я решил сразу же по прибытии связаться с ПЛ и выяснить обстановку. Для этого я спустился в шлюпку и связался по телефону со старшим лейтенантом Колпаковым. Я попросил его рассказать мне об обстановке на ПЛ. Он мне сообщил, что за 5–10 минут до аварии он сдал вахту и спустился во второй отсек на ужин, туда же прибыл и начальник штаба капитан 2‑го ранга Штыков. Вестовой гидроакустик налил им суп, и в этот момент произошел страшный удар по подводной лодке. Старший лейтенант Колпаков от удара упал на палубу и на короткое время потерял сознание, капитан 2‑го ранга Штыков сумел перейти в ЦП, где и оставался до последнего. Старший лейтенант Колпаков, придя в себя, понял, что с ПЛ произошла авария. В отсеке находился еще гидроакустик.
Подводная лодка имела дифферент 80–90° на корму. Из аккумуляторных баков вытекал электролит и собирался у кормовой переборки. Выделение хлора чувствовалось по сладковатому вкусу на языке и рези в глазах. Старший лейтенант Колпаков и гидроакустик решили перейти в первый отсек. После некоторых усилий они перешли в 1‑й отсек и произвели герметизацию. Дифферент на корму стал уменьшаться и остановился на 10–11°. Глубина по глубиномеру первого отсека была 35 метров».
Что же происходило тем временем в штабах? Что делалось там для организации спасения людей с затонувшей подводной лодки?
Итак, 21 ноября 1956 года в 19.59 оперативный дежурный Восточно‑Балтийской флотилии капитан 2‑го ранга Загрива получил доклад от оперативного дежурного 32‑й дивизии крейсеров: «В Суурупском проливе в районе буя №1 эсминец "Статный” столкнулся с подводной лодкой М‑200. Лодка гибнет». Немедленно доложил командующему ВБФ вице‑адмиралу Черокову о столкновении и одновременно дал приказание оперативному дежурному 405‑го отдельного дивизиона спасателей о приведении спасательного отряда в готовность №1. Командующий ВБФ приказал объявить боевую тревогу по флотилии.
20.00. Циркулярно по телефону объявлена боевая тревога оперативным дежурным: 19‑й дивизии ОВР, 405‑го дивизиона спасателей, береговой обороне, 13‑й бригаде ПВО, 9‑го истребительного авиационного корпуса, дежурному по связи.
В период 20.01–20.04 дежурным по связи была объявлена боевая тревога дежурным: 32 ДиКР, тыла, ВиС, медико‑санитарной службы, СУ, ИУ, химслужбы, 157 БПЛ, 340 ДСПЛ, МПВО, 8 МРО, 4 СК, комендантам гарнизонов Таллин и Палдиски.
Кроме того, об объявлении тревоги передано дежурному БИП, распорядительному штаба флотилии, дежурному политотдела.
20.02. Оперативные дежурные 19‑й дивизии ОВР и 405‑го дивизиона спасателей информированы о столкновении эсминца и подлодки в районе буя №1.
20.05. Доложено о столкновении врио начальника штаба ВБФ капитану 1‑го ранга Жукову. Дан семафор на эсминец «Статный»: «Оказывать помощь лодке до прибытия спасательного отряда».
20.06. Доложено оперативному дежурному Балтийского флота о столкновении.
20.09. На командный пункт прибыл врио начальника штаба флотилии.
20.10. На командный пункт прибыл командующий ВБФ вице‑адмирал Чероков.
Командующий флотилией вице‑адмирал Чероков дал приказание возвратить спасатель «Арбан», находящийся в Нарвском заливе.
20.11. Послана телеграмма: «Спасателю «Арбан» возвратиться в Таллин».
20.15. Передано приказание командующего Восточно‑Балтийской флотилии оперативным дежурным 405‑го дивизиона спасателей, 19‑й дивизии ОВР ускорить приготовления спасательного отряда к выходу в район аварии.
20.20. При приказанию командующего флотилией послан семафор командиру эсминца «Статный»: «Донести состояние лодки и оказывать помощь до прибытия спасательного отряда».
20.25. Базовый тральщик БТЩ‑131 вышел в район аварии.
20.26. Получено донесение от командира эсминца «Статный»: «ПЛ скрылась под водой с левого борта».
20.30. По приказанию врио начальника штаба флотилии дано оповещение: «Авария ПЛ в точке Ш‑59°30′, Д‑24°16′».
20.36. К месту аварии вышел буксир РБ‑16.
20.50. Командующий и член военного совета флотилии выбыли из штаба для следования на тральщике ТЩ‑251 в район аварии.
20.50. Получено донесение от командира 32‑й дивизии крейсеров: «Лодка погрузилась, эсминец поднял на борт 6 человек личного состава, среди них командир лодки. Эсминец имеет связь с лодкой по УЗПН».
20.55. Капитан 1‑го ранга Кутай, находящийся в штабе, передал, что он будет действовать от имени начальника штаба Балтийского флота.
21.00. Дано оповещение: «21.00 21.11 до особого распоряжения Суурупский пролив между меридианами 24°15′–24°30′ закрыт для плавания всех судов».
21.12. Перехвачено донесение от большого охотника БО‑185 о том, что он поднял буй и имеет телефонную связь с подводной лодкой.
21.13. Дано приказание оперативному дежурному охраны водного района: «Прекратить движение судов в районе аварии».
21.14. Командующий Восточно‑Балтийской флотилией приказал выслать одну подводную лодку из состава 157‑й отдельной бригады подлодок в район аварии в его распоряжение. Приказание передано оперативному дежурному 157 БПЛ.
21.15. Базовый тральщик БТЩ‑109 и ВМ‑11 вышли в район аварии.
21.23. Рейдовый тральщик РТЩ‑251 с командующим и членом военного совета флотилии на борту вышел из гавани в район аварии.
21.30. Дано приказание дежурному медико‑санитарной службы: «Иметь в готовности к немедленному выезду две санитарные машины».
21.40. Оперативный дежурный 157 БПЛ доложил: «Подводная лодка М‑214 вышла из Палдиски в район аварии».
21.41. Дежурный боевого информационного поста доложил: «В район аварии прибыли в 21.28 тральщик "К. Зедин” и в 21.35 тральщик ТЩ‑131».
21.45. Через капитана 1‑го ранга Кутая было получено приказание командующего КБФ: «Крейсеру "Жданов” выйти в район аварии и быть базой. Выводить понтоны и готовить шланги». Передано приказание командиру 32‑й дивизии крейсеров и оперативному дежурному 405‑го отдельного дивизиона спасателей. Одновременно дано приказание выслать два буксира к причалу №45 для буксировки понтонов.
21.58. В район аварии вышел пожарный катер ПЖК‑13.
22.02. Передано приказание капитана 1‑го ранга Кутая оперативному дежурному 405‑го дивизиона спасателей: «Спасателю "Чугуш” немедленно выходить к месту аварии».
22.04. Дежурный 405‑го дивизиона доложил, что «Чугуш» начали выводить буксирами из Адмиралтейского ковша.
22.15. Дежурный 405‑го дивизиона доложил: «Готовы два 200‑тонных понтона и два по 40 тонн».
22.20. Крейсер «Жданов» вышел к месту аварии.
22.22. Дежурный боевого информационного поста доложил: «Из Лиепаи вышли в 21.38 спасатель "Пулково” и в 21.50 спасатель "Сигнал”».
22.30. Рейдовый тральщик РТЩ‑251 под флагом командующего флотилией прибыл к борту эсминца «Статный» и перешел на эсминец.
22.51. Капитан 1‑го ранга Кутай приказал передать приказание оперативному дежурному 405‑го дивизиона спасателей: «Готовить стропы для подъема ПЛ».
23.15. Подводная лодка С‑348 вышла из Беккеровской гавани в район аварии.
23.27. Дежурный боевого информационного поста доложил: «Подводная лодка М‑214 и крейсер "Жданов” прибыли в район аварии».
23.32. От командующего Восточно‑Балтийской флотилии передано приказание начальнику штаба флотилии: «Приготовить все имеемые краны, закрепить за ними буксиры и по готовности высылать к месту аварии». Приказание передано врио начальника штаба флотилии.
24.00. Буксиры МБ‑91 и МБ‑125 с понтонами вышли.
00.11 22.11. Получено оповещение от Ленинградского военно‑морского района о выходе с 02.00 22.11 в район аварии спасательного судна «Коммуна».
00.20. Дежурный БИП доложил: «С рейда к месту аварии вышел буксир МБ‑169».
00.40. Получена информация из района аварии о том, что спущен водолаз, который производит обследование.
01.10. Врио начальника штаба Восточно‑Балтийской флотилии приказал: «Выслать портовый буксир "Тютерс” в район аварии».
1.15. Капитан 1‑го ранга Кутай приказал: «Выслать гидрографическое судно для обвехования места гибели подводной лодки». Оба приказания переданы.
1.21. Дежурный вспомогательного флота доложил, что 70‑тонный кран выведен из гавани и следует в район аварии на буксире у тральщика БТЩ‑705.
1.28. В район аварии вышли суда ВМ‑36 и «Тютерс».
1.30. В район аварии вышел килектор КИЛ‑5.
1.57. Получено разрешение командующего Балтийским флотом завести буксирный конец и буксировать подводную лодку на мелкое место. Кроме того, командующий флотом приказал: «Подавать на подводную лодку воздух, продувать кормовые отсеки, завести буйки, быть готовыми оказать помощь личному составу лодки». Приказание передано.
2.15. Передано приказание главкома командующему Восточно‑Балтийской флотилии: «Принять все меры к быстрейшей подаче воздуха в лодку».
2.42. 250‑тонный кран вышел в район аварии.
2.50. Врио начальника штаба флотилии приказал приготовить спасательное судно «Трефолев» к выходу. Приказание передано дежурному 405‑го дивизиона спасателей.
2.58. Гидрографическое судно «Буй» вышел в район аварии.
3.00. По донесению дежурного БИП в видимости поста НИС‑50 показался спасатель «Арбан». На спасательное судно дан семафор, чтобы он следовал в район аварии.
3.15. Спасатель «Гутон», буксир МБ‑170 и 30‑тонный кран вышли в район аварии.
3.40. Командующий Восточно‑Балтийской флотилии приказал: «В район аварии выслать судно ВРД‑195». Доложено врио начальника штаба и передано дежурному 405‑го дивизиона.
4.00. ВРД‑195 вышел в район аварии.
4.15. В район аварии вышло судно ВРД‑303.
5.55. Командующий флотилией приказал выслать в район аварии спасательное судно «Трефолев». Передано дежурному 405‑го дивизиона.
6.00. Оперативный дежурный 405‑го дивизиона доложил, что спасатель «Трефолев» в 5.40 вышел в район аварии.
6.10. Буксир «Зырянин» со спасательным имуществом вышел к месту аварии.
6.28. От командующего Восточно‑Балтийской флотилии получена информация, что обстановка без изменения.
8.00. Оперативный дежурный Балтийского флота сообщил, что командующий флотом на самолете Ли‑2 вылетел в Таллин.
8.30. По приказанию врио начальника штаба Восточно‑Балтийской флотилии передан семафор через дежурного БИП на спасатель «Пидан»: «Следовать в Суурупский пролив к бую №1 в район аварии».
9.55. Спасательное судно «Пидан» прибыло в район аварии.
11.30. Командующий Балтийским флотом прибыл в Таллин.
11.35. От начальника штаба 32‑й дивизии крейсеров получена информация, что в аварийную подводную лодку подан воздух.
Итак, казалось, что спасательные работы продвигаются вперед и имеются неплохие шансы спасти людей из затонувшей подводной лодки.
Оставшиеся в живых моряки М‑200 сгруппировались в первом отсеке. Кроме старшего лейтенанта Колпакова там находились еще 5 человек.
Из рапорта капитан‑лейтенанта Ильясова: «Старший лейтенант Колпаков решил связаться с ЦП. После продолжительного вызова, примерно около полутора часов, удалось связаться с ЦП со старшиной 2‑й статьи Монаховым, у которого ст. л‑т Колпаков спросил о нахождении капитана 2‑го ранга Штыкова. Монахов сообщил, что Штыков находится в ЦП, состояние его неважное после ранения. Ст. 2‑й ст. Монахов просил у Колпакова разрешения открыть переборку 39‑го шпангоута во второй отсек. Связь с ЦП продолжалась всего 5 минут, после чего вызвать ЦП не удалось. Переборку 39‑го шпангоута во второй отсек, сообщил Колпаков, открыть не могли, так как во втором отсеке был хлор.
После того как я связался с Колпаковым и узнал обо всем, я попросил его еще раз попытаться связаться с ЦП. Все последующие попытки не дали никакого результата. Я спросил у Колпакова о настроении л/с. Настроение л/с было нормальное. Надежды на спасение не теряли.
Водолаз, спущенный с ВМ‑11, нашел ПЛ по телефонному кабелю. Но лючка над подъемным рымом найти не смог. Было принято решение завести трос за носовую часть ПЛ сзади носовых горизонтальных рулей для того, чтобы получить возможность буксировки ПЛ. Но и эта попытка не удалась, т.к. водолаз один не смог завести трос.
К трем часам ночи состояние подводников в отсеке ухудшилось из‑за увеличения в воздухе углекислоты при давлении в 3 раза выше нормы. Я посоветовал перезарядить установку РУКТ‑4 новыми патронами, а старые развесить по возможности в отсеке. В отсек прибывала вода через предохранительный клапан дифферентной цистерны и была выше настила. Ст. л‑нт Колпаков сообщил мне, что они могут выйти из ПЛ, у них имеются 6 аппаратов ИСАМ, которые они проверили, а сами оделись в комбинезоны "Эпрон”, опустили и растянули тубус. Я об этом доложил командующему флотилией вице‑адмиралу Черокову. Командующий спросил у меня: сколько они могут продержаться, я ему доложил: около двух часов. Решение на выход л/с из ПЛ принято не было.
В три часа ночи к месту аварии прибыло спасательное судно "Чугуш”. На "Чугуше” приготовили водолаза, но спустить под воду его не смогли из‑за отсутствия воздуха. Водолаз с "Чугуша” был переведен на ВМ‑11 и только в 4 часа 30 минут был спущен под воду. К этому времени первого водолаза нужно было поднимать. Я беспрерывно находился на связи с аварийной ПЛ (аварийный буй был поднят на ВМ‑11) и старался поддержать л/с, сообщал о событиях, происходящих на поверхности. Состояние л/с ухудшалось, у них в резерве оставался один патрон "В‑36”. Времени было уже около 7 часов утра. Решение о заведении троса за ПЛ для буксировки временно оставлено и принято другое – подведение воздушного шланга для подачи воздуха. Водолазы в течение двух с половиной – трех часов искали лючок на палубе, под которым находились клапаны подачи и отсоса воздуха. В этом водолазам помогал л/с ПЛ ударами изнутри по клапанам подачи и отсоса воздуха. В 9 часов утра лючок был открыт. К этому времени состояние л/с в 1‑м отсеке значительно ухудшилось. Я предложил Колпакову использовать резервный патрон "В‑36”, что и было сделано. В 10 часов утра был дан воздух. Л/с в первом отсеке этому очень обрадовался. Я слышал радостные возгласы по телефону. Вода в отсеке к этому времени поднялась до уровня нижних коек. Воздух в отсек давали с ПЛ 613‑го проекта, которая была ошвартована к СС "Чугуш”. Для нормального обмена воздуха нужно было присоединить еще трубопровод отсоса воздуха, но к этому времени два водолаза, находившиеся под водой, запутались и не могли самостоятельно выйти. Распутаться им помогал третий водолаз. С подачей свежего воздуха в отсеке начало расти давление и стрелка глубиномера, соответственно, снизилась с 36 до 31 метра, временно подача воздуха была прекращена.
В 12 или 13 часов я был вызван на совещание к вице‑адмиралу Фролову, где решался вопрос о спасении л/с и ПЛ. Было решено поднимать ПЛ, но если и не удастся, то вывести из первого отсека л/с и первой задачей присоединить шланг отсоса воздуха из первого отсека. Под воду были спущены два водолаза, но они присоединить шланги не смогли. Тогда обмен воздуха стали производить через шланг подачи, что не обеспечивало нормального обмена, так как внутрь ПЛ свежий воздух поступал под давлением 5–7кг/см2, а из ПЛ выходил под давлением 2кг/см2 и времени для отсоса воздуха требовалось больше, чем для подачи, а поэтому процентное содержание СО2в отсеке все возрастало. Было принято решение: в первый отсек давать кислород. Шланг с ПЛ присоединили на "Чугуш” к баллонам с кислородом. Времени было около трех‑четырех часов. Погода стала ухудшаться. Примерно в 16 часов 30 минут у СС "Чугуш” был пробит левый борт, поэтому было принято решение вывести его в безопасное место.
Придя с совещания, я стал готовить л/с к выходу из отсека. Я передал ст. л‑ту Колпакову: освободить выходной люк от всех задраек; приготовить аппараты ИСАМ и ждать от меня команду на затопление отсека. Для нормального обеспечения выхода были выделены два водолаза, которых отправили на стоящую на якоре ПЛ М‑214 для ознакомления с верхней палубой и возможного открытия люка.
Все приготовления л/с к выходу из ПЛ были окончены к 17 часам. Водолазы с ПЛ возвратились в 18 часов и были готовы к спуску в 18.30, но под воду спущены не были.
Было решено переменить местоположение всех стоящих кораблей. С ВМ‑11 были отданы швартовы, и его стало разворачивать по ветру, телефонный кабель натянулся и оборвался в 8.45. Связь с л/с ПЛ прекратилась…» И, как оказалось, навсегда.
После некоторого улучшения погоды спасатель «Пулково» вновь вернулся в район затонувшей лодки.
Под воду спешно ушли водолазы, которым была поставлена задача: как можно быстрее обнаружить подводную лодку, установить связь с подводниками перестукиванием и закрепить в районе входного люка первого отсека ходовой конец для обеспечения вывода подводников на поверхность воды. Предполагалось также поднять оборванный телефонный кабель и при достаточной его длине восстановить с подводниками связь по телефону.
Спущенные под воду водолазы искали М‑200 на этот раз более трех часов.
Один из присутствовавших в это время на спасательных судах врачей‑физиологов с грустью сказал:
–Боюсь, что, когда мы их найдем и они будут даже еще живыми, жильцами по моральному и физическому состоянию считать их будет уже трудно!
Наконец подводная лодка была обнаружена одним из водолазов в 3 часа 47 минут 23 ноября. Подводники на стук водолаза по прочному корпусу подводной лодки в районе первого отсека не отвечали. При осмотре входного люка первого отсека водолаз обнаружил, что верхняя крышка люка открыта, а в самом люке находится мертвый подводник, одетый в гидрокомбинезон, включенный в индивидуально‑спасательный аппарат и имеющий рядом с собой аварийно‑спасательный буек. Только тогда стало ясно, что надеяться на спасение кого‑либо уже поздно. М‑200 стала братской могилой своему экипажу. Скорее всего, события в первом отсеке развивались следующим образом. С потерей связи подводники, не связанные больше приказами свыше, решили осуществить самостоятельный выход из подводной лодки на поверхность. Люди были уже изнурены до крайности и физически и морально, ведь в соседних отсеках уже погибли их товарищи. На помощь извне надежды у них тоже уже не было. Первый подводник открыл крышку люка, но, физически обессилев, не смог выбраться из люка, оставшись в его шахте.
Страшно даже представить, в каких мучениях погибли эти люди. Как боролись они, чтобы хоть на мгновение продлить свою жизнь, понимая при этом, что спасения уже нет
