История Русского флота

По мнению современников, Александр I флота не лю­бил, не понимал, судил о нем, как он сам выразился, «как слепой о красках», и в общем итоге его долгое царствова­ние считается мрачной эпохой в истории русского флота. Адриатика, Дарданеллы, Афон — это, по мнению военно- морского историка Н. Д. Каллистова, «вспышки посреди этого мрака».

Один из современников писал о русском флоте в 1824 г.: «Если бы хитрое и вероломное начальство, пользуясь невниманием, к благу отечества и слабостью правитель­ства, хотело по внушениям и домогательству внешних врагов России, для собственной своей корысти довести разными путями и средствами флот наш до возможного ничтожества, то и тогда не могло бы оно поставить его в положение более презрительное и более бессильное, в каком он ныне находится. Если гнилые, худо и бедно вооруженные и еще хуже и беднее того снабженные ко­рабли, престарелые, хворые, без познаний и присутствия духа на море флотовожди, неопытные капитаны и офице­ры и пахари под именем матросов, в корабельные экипажи сформированные, могут составить флот, то мы его имеем».

Александр I провел в 1802 г. государственную рефор­му — заменил коллегиальное управление отдельных ве­домств единоличным в лице министров. В числе образо­ванных восьми министерств было учреждено и «Мини­стерство военных морских сил», переименованное в 1815 г. в «Морское министерство». При министерстве Военных морских сил был учрежден «Комитет образования фло­та», на который было возложено проведение насущных реформ флота. В наказе Александра Iкомитету были сле­дующие слова: «Мы повелеваем оному комитету непо­средственно относиться к нам о всех мерах, каковые ток­мо нужным почтено будет принять к извлечению флота из настоящего мнимого его существования и к приве­дению оного в подлинное бытие».

Что флот нуждался в реформах, что многие отрасли морского управления также требовали преобразований — это закономерно и естественно. Но то, что существова­ние флота, отторгшего от французов Ионические остро­ва, перекроившего карту Италии, заслужившего призна­тельность императора Павла Iза службу в северных водах Европы, было названо «мнимым», это характеризовало, то, как было представлено Александру Iтогдашнее состояние флота.

Отношение императора к флоту выразилось и в назна­чении председателем «Комитета образования флота» (со­ставленного из адмиралов: М. П. Фондезина, Н. С. Морд­винова, И. П. Балле, М. К. Макарова, вице-адмирала П. К.Карцова, капитан-адмирала П. В. Чичагова и капитана 1 ранга А. С. Грейга) графа А. Ф. Воронцова, действитель­ного тайного советника и сенатора, убежденного против­ника морской идеи, отрицавшего необходимость для Рос­сии сильного флота. «По многим причинам, — писал Во­ронцов, — физическим и локальным, России быть нельзя в числе первенствующих морских держав, да в том ни на­добности, ни пользы не предвидится. Прямое могущество и сила наша должна быть в сухопутных войсках; оба же сии ополчения в большом количестве иметь было несо­образно ни числу жителей, ни доходам государственным.

Довольно, если морские силы наши устроены будут на двух только предметах: обережении берегов и гаваней наших на Черном море, имев там силы соразмерные ту­рецким, и достаточный флот на Балтийском море, чтоб на оном господствовать. Посылка наших эскадр в Средизем­ное море и другие дальние экспедиции стоили государству много, делали несколько блеску и пользы никакой». По это­му мнению, определяющему характер деятельности Ко­митета, флоту назначалась второстепенная роль, ограни­ченная одной обороной государства и не допускающая дальних самостоятельных экспедиций — как дорогостоя­щих и не приносящих пользы.

Высшему управлению морским ведомством Комитет дал новую организацию, вызванную к жизни образовани­ем министерства. Схема этой организации представляет­ся в том виде, что через «Департамент министра военных морских сил» министр осуществлял свою власть над Ад- миралтейств-коллегией и адмиралтейским департаментом. Соответственно двум последним учреждениям департа­мент министра состоял из двух экспедиций; кроме того, при том же департаменте состояли Военно-походная по флоту канцелярия (дела личного состава флота) и Гене­ральный кригсрехт (судная часть).

Адмиралтейств-коллегия, в свою очередь, состоявшая из 5 экспедиций — хозяйственной, исполнительной, ар­тиллерийской, казначейской и счетной, — распоряжалась действиями флота, ведала его содержанием, комплекто­ванием, снабжением и вооружением, а также постройкой судов.

Адмиралтейский департамент состоял из частей уче­ной (учебные заведения, гидрография, библиотеки, музеи, морская литература и пр.) и строительной (обслуживаю­щие флот фабрики и заводы, постройка зданий для мор­ского ведомства и надзор за ними).

Наибольшее отношение собственно к флоту имела, та­ким образом, Адмиралтейств-коллегия (черноморский флот был на особом положении: главный командир чер­номорского флота и портов осуществлял в своем лице власть, распространявшуюся на круг деятельности Адми- ралтейств-коллегии и адмиралтейского департамента,и состоял в непосредственном подчинении министру). Ад- миралтейств-коллегию составляли от 4 до 6 флагманов, из которых 2 ежегодно выбывали, дабы не навсегда их отвлечь от флотской службы.

Членами адмиралтейского департамента состояли ди­ректоре морских и гидрографических работ, артиллерис­ты, чиновники «искусные в словесных науках», чиновник «искусный в физике и математике», а необязательными членами — профессора и ученые, известные своими тру­дами в науках, имеющих отношение к морскому делу. Как в Адмиралтейств-коллегии, так и в адмиралтейском депар­таменте председательствовал министр.

Департамент министра являлся в сущности передаточ­ной инстанцией, ведшей личную переписку министра и сношения с другими министерствами, заготовлявшей все­подданнейшие доклады и записки в комитет министров, государственный совет и сенат.

Выяснившиеся на практике недостатки приведенной организации привели к частичным ее изменениям (в 1810 г., например, некоторые функции хозяйственной экспедиции переданы в исполнительную и артиллерийскую; в 1812 г. строительная часть перешла из ведения адмиралтейского департамента в Адмиралтейств-коллегию, в хозяйствен­ную и исполнительную экспедиции), но в общем она про­держалась все царствование императора Александра. В 1815 г. министерство военных морских сил было пере­именовано в морское министерство. В 1821 г. временно учреждена новая должность начальника штаба его импе­раторского величества по морской части, но занимавший ее адмирал фон Моллер одновременно исполнял и обя­занности министра. Штаты флота, выработанные Коми­тетом и введенные в 1803 г., исходили, как было указано в наказе, из соображений о морской силе соседних дер­жав, причем состав Балтийского флота должен был рав­няться датскому и шведскому флотам, вместе взятым, а Черноморского — флоту турецкому. Устанавливали но­вые штаты: для Балтийского флота — 27 линейных кораб­лей, 26 фрегатов и 189 судов гребного флота; для Черно­морского — 21 линейный корабль, 8 фрегатов и 140 су­дов гребного флота.

Морской бюджет в царствование Александра Iбыл весь­ма неустойчив. Выражаясь для 1803 г. цифрой в 8,7 млн рублей, он к 1809 г. постепенно поднялся до 23,7, затем до 1819 г. колебался в пределах от 16,8 до 23, в 1821 г. достиг наибольшей цифры 27,2, и в 1825 г. составлял 24 млн руб­лей. 1806—1807 гг., время наиболее оживленной боевой деятельности флота, при сравнительно небольшой абсо­лютной годовой цифре бюджета, 14—17 млн., дают наи­больший для всего XIX столетия, вплоть до 1900 г., про­цент в отношении к общему бюджету государства, имен­но 11 и 12%.

Деятельность Комитета образования флота распрост­ранялась и на устройство портов, и он прежде всего взял на себя задачу определить, по возможности, значение каж­дого порта в отдельности.

Главным портом для Балтийского корабельного флота был намечен, и совершенно правильно, Ревель, в котором пред­полагалось оборудовать порт по образцу Тулона. Однако работы по исправлению старой гавани и сооружению новой (в расчете на 27 линейных кораблей), далеко не отвечавшие намеченной цели, велись очень медленно и закончились толь­ко в 1820 г., поэтому Ревель, как это предполагалось, не стал главным военным портом, этот статус так и остался у Кронштадта.

Петербург и Кронштадт, по мысли Комитета, являлись центром балтийского судостроения, но только Петербург выполнял эту роль. Кронштадтский же порт за все цар­ствование выстроил всего 1 корабль. Петербург в 1810 г. обогатился великолепным зданием адмиралтейства, пост­ройка (вернее, переделка) которого по размерам и зани­маемому им месту, вполне отвечающего плану Петра Великого, началась в 1806 г. В этом здании, являющемся классическим образцом русского ампира, увенчанном воспетой Пушкиным «адмиралтейской иглой» и доставив­шем своему строителю, Захарову, славу русского архи­тектурного гения, тогда же разместились все централь­ные учреждения министерства.

Надзор за петербургским, кронштадтским и ревельским портами был возложен на особый, учрежденный в 1802 г. орган, «Комитет для поправления портов», имевший в этих портах особые экспедиции, следившие за состоянием пор­тов и возведением в них новых построек. Деятельность этого Комитета распространялась и на другие порты Бал­тийского моря. Балтийский порт был признан неудоб­ным по «своему уединенному положению» и как имев­ший открытый рейд. Главным портом Балтийского греб­ного флота служил по-прежнему Роченсальм, соответственно для этого оборудованный. С 1808 г., по овладении Свеаборгом, учрежден и Свеаборгский порт — место стоянки для судов и корабельного, и гребного фло­тов, но оборудование этого порта было весьма недоста­точным. Иногда мелкие суда оставались на зимовку и в других балтийских портах — Або (после шведской вой­ны), Риге и реже в Выборге, Либаве и даже Улеаборге.

Несколько новых построек было возведено в Архан­гельске, главном порту Белого моря, в котором предпо­лагалось развить преимущественно коммерческую дея­тельность. Значение же Архангельска как военного порта определялось намеченной ему судостроительной деятель­ностью.

Черноморские порты, которых почти не коснулась де­ятельность Комитета по образованию флота, посвятивше­го свои труды устройству портов балтийских, до назначе­ния в 1816 г. главным командиром Черноморского флота адмирала А. С. Грейга, содержались в крайне запущенном виде. До этого времени, именно в 1812 г. (по Бухарест­скому миру), в Черном море прибавился еще один порт Измаил — база для гребной флотилии. Только с 1816 г. началось приведение портов в порядок; в этом же году был упразднен как излишний слишком удаленный от фло­та Таганрогский порт в Азовском море. Севастополь, к которому еще с 1804 г. перешло от Николаева значение главного военного порта, должен был, по плану Грейга, быть вполне надежно защищен с моря, но только часть проектов адмирала была приведена в исполнение, осталь­ное осталось на бумаге. Николаев к концу царствования сделался главной судостроительной базой, и Херсон окон­чательно потерял свое прежнее значение. Этому способ­ствовало, главным образом, углубление при помощи па­ровой землечерпательной машины фарватеров Ингульс- кого и Очаковского, что сразу дало Николаеву громадное преимущество перед мелководным Херсоном.

В главных портах, Севастополь и Николаев, Грейгом было очень много сделано для удовлетворения самых раз­нообразных материальных и духовных нужд флота: в Ни­колаеве построены четыре эллинга, обсерватория, архив, казармы, водопровод, морское собрание, в Севастополе — морские батареи, казармы, офицерская библиотека и пр. Деятельность Грейга особенно выгодно отличала черно­морские порты от балтийских к концу царствования, быть может, потому, что Черноморский флот, хотя и на нем отразилось принижение морской идеи, сохранял еще свою относительную независимость от высшего петербургско­го морского начальства.

В Средиземном море со времени отправления в Корфу наших морских сил в 1804 г. и до сдачи Ионических ост­ровов в 1807 г. производились работы по устройству рус­ского адмиралтейства на острове Корфу, причем адмирал­тейству задачей ставилась не только починка кораблей, но и построение новых небольших судов, а также килева- ние судов, перемена на них мачт и пр.

В Астрахани, военном порте Каспийского моря, за все царствование так и не было сделано никаких улучшений: после долголетней волокиты только в 1824 г. был решен вопрос о перенесении в этот порт судостроения из Казани, и в Астрахани были начаты работы по устройству адми­ралтейства. Для обслуживания казенных судов, плавающих по другому нашему озеру-морю, Байкалу, существовало небольшое адмиралтейство в Иркутске. В Тихом океане окончательно потерял свое значение Охотск, и военным портом с 1812 г. был избран Петропавловск-на-Камчатке.

Деятельность верфей в указанных портах за все время царствования императора Александра Iвыразилась в сле­дующих цифрах (относительно крупных судов): в Петер­бурге построено 26 линейных кораблей и 33 фрегата, в Кронштадте — 1 корабль, в Архангельске — 26 кораб­лей и 15 фрегатов, в Херсоне — 16 кораблей и 8 фрега­тов, в Николаеве — 7 кораблей и 3 фрегата, в Севастопо­ле — 1 фрегат, в Казани — 11 судов для Каспийского моря, и в одно в Астрахани.

К этому же царствованию относится и появление в на­шем флоте первых судов с паровым двигателем: в 1817 г. на Ижорском заводе построен пароход «Скорый, и в 1825 г. там же — «Проворный»; в Николаеве были построены пароходы «Везувий» в 1820 г. и «Метеор» в 1825 г. Появ­ление пароходов в военном флоте несколько запоздало: пароходное сообщение между Петербургом и Кронштад­том существовало задолго до 1817 г. Что паровым судам у нас и тогда, и много позднее, не придавали особенного боевого значения, это красноречиво доказала впослед­ствии Крымская война.

Успехи в судостроении, достигнутые еще в царствование императора Павла I, продолжали развиваться и при его пре­емнике. Для содержания в постоянной исправности опреде­ленного штатом числа судов Комитет старался на будущее время устранить недостатки и беспорядки, от которых стра­дало судостроение. Главнейшим из этих недостатков была непрочность судов и прямые следствия ее: кратковремен­ность службы судов и дороговизна их постройки. Первой причиной непрочности судов была сплошная постройка, за­ставляющая употреблять при строении сырой лес. Во избе­жание этого положено было каждый корабль строить в про­должение трех лет: в первый год заготовлять леса, а в следу­ющие два — производить самую постройку.

По собранным Комитетом (за несколько десятилетий) сведениям о ценности постройки кораблей в России и Ан­глии оказалось, что, несмотря на лучшее качество мате­риалов и работы, в Англии корабли стоят дешевле, чем у нас. Причинами этого признаны: лучшее и более пра­вильное разделение работ в английских адмиралтействах, более искусные и опытные плотники, лучшие инструмен­ты, применение разных машин в таких работах, которые у нас исполнялись исключительно людьми, и, наконец, не­достаточное содержание и худшая одежда наших рабочих.

Для того чтобы и в России появились настоящие мас­тера в этом деле, признано было необходимым: разделить их на десятки, состоящие из одного десятника, двух хоро­ших плотников, трех посредственных и четырех менее опытных; каждый десяток поручить в управление «десят­ника», отвечающего как за успешность и достоинство ра­боты, так и за поведение людей своего десятка. Из каж­дых трех десятков под главенством комендора составить «компанию». Вместо выдачи плотникам казенных инст­рументов, о сбережении которых они мало заботятся, положено для поощрения лучших рабочих выдавать еди­новременно в их собственность полный плотничий инст­румент. Для того, чтобы рабочие не имели необходимос­ти прибегать к частному труду, им прибавили жалованье и улучшили одежду, заменив прежнюю, канифасную и ра- вендуковую, суконным мундиром, отпускаемым ежегод­но, на белье же и сапоги положили по 5 рублей в год.

Для установления лучшего порядка в производстве ра­бот двум старшим корабельным мастерам присвоено зва­ние «директоров»; одному из них поручено быть ответ­ственным за все кораблестроительные материалы, а дру­гому — распоряжаться работами. Для составления чертежей и разбивки корабельных членов на плазе поло­жено иметь шесть особых чиновников под названием «драфцманов». Корабельным мастерам и другим чинам по части кораблестроения признано необходимым при­бавить жалованье и дать казенные квартиры или квартир­ные деньги.

Всего в царствование императора Александра Iна наших верфях было построено 76 линейных кораблей и 50 фрега­тов, не считая судов меньших рангов.

«Колыбелью флота», морским корпусом, почти все Александровское царствование (с 1802 по 1824 гг.) уп­равлял адмирал П. К. Карцов. В первые годы значительно поднялось научное образование воспитанников, но исклю­чительно по морским и математическим наукам.

В 1803 г. 30 лучших гардемарин, в том числе и знаме­нитый впоследствии М. П. Лазарев, были отправлены в Ан­глию, где они плавали на английских военных судах. При уходе наших эскадр в Средиземное море, в первые годы царствования, на них было отправлено 50 гардемарин, и все они в этом звании получили боевое крещение в сра­жениях нашего флота. В 1817 г. комплект воспитанников морского корпуса был увеличен до 700 человек.

В штате петербургского и херсонского училищ кора­бельной архитектуры, готовящих корабельных мастеров, механиков, гидравликов и учителей, сделаны изменения, давшие возможность расширить курс учения, лучших уче­ников посылать для усовершенствования по своей специ­альности за границу и также назначать в плавание для изучения состояния корабля в море при различных обсто­ятельствах. В 1816 г. петербургское училище корабельной архитектуры присоединили к морскому корпусу.

В Петербурге, на Охте, основан «Паноптический ин­ститут», в котором предполагалось обучать искусных мастеров по всем техническим морским работам и, та­ким образом, соединить в одном заведении всевозможные искусства и мастерства, необходимые для флота.

Особенно полезной заслугой для флота была забота Комитета об улучшении печального положения штурма­нов и изменении порядка их судовой службы. «Штурман­ское звание представлял комитет, хотя по существу свое­му великой важности доведено до такого упадка, что доб­рые путеисчислители во флоте совсем почти перевелись». Причиной этого было весьма недостаточное содержание штурманов и до крайности стесненное производство их в чины. То и другое Комитет нашел возможным улучшить значительным уменьшением штатного числа штурманов и изменением способа отправления на судах штурманс­кой обязанности.

По существовавшему порядку все находившиеся на корабле штурманы разделялись на три вахты, и каждая из них, в свою очередь, вела «шканечный» (вахтенный) жур­нал и делала исчисления независимо одна от другой. Слу­чалось, что при одинаковых в действительности данных результаты исчисления разных вахт получались различ­ные. Для ведения возможно верного исчисления Комитет установил: на каждом судне иметь одного «старшего штур­мана», отвечающего за точность исчисления данного пути, и трех подчиненных ему помощников, чередующихся по- вахтенно. Установление такого порядка дало возможность более чем наполовину уменьшить число штурманских чи­нов и оставшимся на службе значительно увеличить жа­лованье. С учреждением старших штурманов лучшим из них открылась возможность достижения более высоких чинов и, кроме того, в награду отлично служащих поло­жено, по представлению командиров судов и флагманов, переводить во флотские офицеры.

Произошли изменения в положении офицеров и комп­лектовании флота рекрутами. Всем офицерам назначены квартирные деньги, установлен более справедливый по­рядок баллотировки офицеров при производстве в чины; для улучшения управления флотскими чинами в каждом из портов назначен из флагманов «флотский начальник», при котором состояли эскадр-майор и два адъютанта. Для лучшего ведения судового хозяйства восстановлена суще­ствовавшая при Петре I и Елизавете должность «судово­го (корабельного) секретаря», и офицеру, исполнявшему ее, дано название «ревизора». При комплектовании фло­та рекрутами положено принимать их от 10- до 25-летне­го возраста, причем мальчиков от 10 до 15 лет принима­ли не более одной пятой части. Некоторые из этих маль­чиков летом ходили на судах в звании юнг, а зимой учились грамоте, арифметике и компасу в штурманском училище; другие же распределялись по мастерским и заводам.

Короткое царствование императора Павла было слиш­ком обильно событиями боевой жизни флота: вся служба флота прошла на далеких морях, где отстаивались госу­дарственные интересы России. Значение лиц, стоявших в это время во главе морского управления, естественно не проявлялось: не они управляли флотом, а скорее флот, действовавший на море и всегда уверенный в милостивом отношении к нему государя, сам диктовал им удовлетворе­ние необходимых для него нужд. При таких условиях эти лица заметного следа своей деятельностью не оставили.

Царствование же императора Александра I дало про­стор и для деятельности лиц, стоявших во главе морского ведомства. Первым морским министром был адмирал Николай Семенович Мордвинов (впоследствии граф), с 1801 г. состоявший вице-президентом Адмиралтейств- коллегии: 8 сентября 1802 г. он был назначен на долж­ность министра, 28 декабря того же года уволен от нее.

Человек глубоко преданный морской идее, «один из дивных исполинов Екатерины славных дней», как его на­звал поэт Рылеев, «сиявший доблестью, и славой, и нау­кой», по характеристике Пушкина, — Мордвинов не мог работать с комитетом, в главе которого стоял отрицатель флота граф Воронцов, и подал прошение об увольнении от должности. Флот лишился самого подходящего министра, «умного, с обширными познаниями в государственных де­лах и в морском искусстве сведущего». К нему и впослед­ствии обращался за советами Александр I.

Преемником Мордвинова на посту министра явился Павел Васильевич Чичагов, которыйбыл податлив, не со­противлялся «сухопутным», если их можно так назвать, тенденциям гр. Воронцова. Назначение Чичагова мини­стром последовало в 1807 г.; до того он управлял мини­стерством в звании товарища министра. В 1809 г. управле­ние министерством, по болезни Чичагова, перешло к мар­кизу де Траверсе, утвержденному в должности в 1811 г.

По своему характеру Чичагов во многом напоминает императора Александра. Это был человек очень даровитый, по характеру пылкий, неустойчивый в своих взглядах, не способный к длительной творческой работе. Меткую ха­рактеристику Чичагову дает его современник, В. М. Го­ловин: «Избалованное дитя счастья, все знал по книгам и ничего по опытам, всем и всегда командовал и никогда ни у кого не был под начальством... Самого себя считал способным ко всему, а других — ни к чему...». Способ­ный создать широкий, блестящий план, Чичагов не обла­дал качествами, необходимыми для практического осуще­ствления своих проектов. Приступая к делу с горячей энер­гией, он скоро охладевал к нему. А главное: ему, человеку французского воспитания и убежденному англоману (был женат на дочери английского морского офицера) недоста­вало знания русского народа.

Преемник Чичагова, маркиз И. И. де Траверсе, всту­пивший в управление министерством в 1809 г., сам не выдвигал ничего своего, угодливо следовал указаниям свыше. На своем высоком посту он не счел нужным про­явить мужество, чтобы раскрыть истинную природу и все нужды военно-морских сил, а покорно шел по тече­нию, приведшему флот в тупик «Маркизовой лужи» — из простора морей, на которых так гордо развевался русский военно-морской флаг, к мутным, мелким и тес­ным водам Финского залива.

Маркиза де Траверсе в 1821 г. сменил А. В. фон Моллер, опытный и сведущий моряк, у которого было желание под­нять из приниженного положения флот, однако при Алек­сандре I он был бессилен изменить что-либо к лучшему.

Многие современники рисуют положение русского флота в эпоху Александра Iв очень неприглядных крас­ках. Так, декабрист Штенгель в письме к императору Ни­колаю I от 11 января 1826 г. писал об этом времени: «Ко­рабли ежегодно строились, отводились в Кронштадт и не­редко гнили, не сделав ни одной кампании. И теперь — более 4 или 5 кораблей, которых нельзя выслать в море, ибо мачты для сего переставляются с одного корабля на другой. Прочие, хотя число их немалое, не имеют воору­жения. Итак, переводится последний лес, тратятся день­ги, а флота нет. Но в царствование блаженной памяти родителя вашего в 1797 г. выходило 27 кораблей всем снабженных, а в 1801 г. готовилось 45 вымпелов! Можно сказать, что прекраснейшее творение Великого Петра уничтожено совершенно. Теперь на случай войны некого и не с чем выслать в море».

Таким образом, в царствование Александра Iрусский флот вообще пришел в упадок. Связано это было также с тем, что и политические, и военные обстоятельства это­го царствования не вызывали настоятельной потребности в действии флота. В первые пятнадцать лет все наши инте­ресы были прикованы к борьбе против Наполеона, а в пос­ледние десять — к поддержанию установившегося порядка вещей на континенте Европы. И в том, и в другом случае нужна была сухопутная армия, а на флот не обращалось никакого внимания. «Правительство, как кажется, доволь­ствовалось только тем, — писал в январе 1854 г. вице-ад­мирал Меликов великому князю Константину Николаеви­чу, — что оно имело флот для случайностей, которые иногда могут представиться».