В НОЧЬ на 14 мая 1905 г. 2-я Тихоокеанская эскадра, призванная дать неприятелю решительный бой и обеспечить России господство в дальневосточных водах, завершила беспримерный в истории 18000-мильный океанский переход и подошла к южному входу в Корейский пролив, за которым открывалось последнее на ее пути море - Японское.
В 1 час 20 минут пополудни в районе северных "ворот" Восточного (Цусимского) прохода Корейского пролива противники встретились. Русской эскадрой, имея свой флаг на броненосце "Князь Суворов", командовал вице-адмирал Рожественский Зиновий Петрович. Во главе японского Соединенного флота (флаг на броненосце "Микаса") стоял уже почти возведенный в ранг национального героя 58-летний адмирал Хейхатиро Того.
В 1 час 49 минут пополудни левая носовая шестидюймовая башня броненосца "Кн. Суворов" произвела пристрелочный выстрел, и сражение, получившее впоследствии название Цусимского, началось.
Итоги его известны. 2-я Тихоокеанская эскадра, посланная решить исход войны, перестала существовать. 22 русских боевых корабля пошли на дно. 5045 русских моряков были убиты, утонули, сгорели заживо и пропали без вести. Россия, потерпев небывалую в истории своего флота катастрофу, более чем на 10 лет оказалась отброшенной в разряд второстепенных морских держав.
Но выстрел носовой шестидюймовки "Кн. Суворова" знаменовал собой не только начало. Гулко раскатившись, он стал последним звеном в цепи загадочных событий, исчерпывающего объяснения которых не найдено до сих пор. Да, именно так! И хотя, казалось бы, все "белые пятна" Цусимы стерты давным-давно, "маневр Того" - тот самый, который почти точно совпал с выстрелом "Кн. Суворова" и который справедливо считается центральным тактическим эпизодом боя, - по сей день остается источником острейших споров и по праву может быть назван главной загадкой Цусимы.
В чем состоял истинный замысел адмирала Того? И действительно ли его маневр явил собой "блестящий образец"? Или же, напротив, Того допустил грубейшую оплошность и конечный успех достался японцам не благодаря, а вопреки "маневру Того"? Вот эти-то вопросы и станут основным объектом нашего внимания. Но сначала, прежде чем завести речь о "пружинах", тайных и внутренних, обратимся к обстоятельствам, очевидным и внешним.
Здесь надо вспомнить, что сам путь 2-й Тихоокеанской эскадры к театру боевых действий представлял собой тяжелейший и беспримерный в истории марш по трем океанам, оцененный впоследствии во всем мире как самый настоящий подвиг. "Нельзя не удивляться, - писал Б.Б.Жерве, - тому замечательному самопожертвованию и подъему энергии, с которыми личный состав эскадры превозмогал... в тропическом климате, на океанской зыби, без отдыха, все невероятные трудности похода..."1 Тяготы бесконечных угольных погрузок, нестерпимая духота, постоянная готовность к отражению ночных атак и беспрерывная, изнуряющая качка... И так день за днем, долгих семь месяцев, и все это при сознании, что впереди ждет не отдых в базе, а смертельный бой!
Надо вспомнить также, что при численном равенстве главных сил (по 12 броненосных судов с каждой стороны) качественное превосходство - причем безусловное! - было за японцами. Флот их представлял собой вполне современные, однородные и прекрасно подготовленные морские силы, в то время как из русской эскадры реальную боевую ценность имел лишь 1-й броненосный отряд (4 новейших эскадренных броненосца типа "Бородино", в том числе флагманский "Кн. Суворов") и - с некоторой натяжкой - эскадренный броненосец "Ослябя". Что же касается прочих линейных судов, то об их боевых качествах говорило меткое и нелестное прозвище - "музей образцов"!
Сознавал ли сам Рожественский, что при таком соотношении сил вряд ли можно рассчитывать на успех? Да, сознавал. И пожалуй, отчетливее многих. Но здесь важно вспомнить еще раз, что Рожественскому предписывался не просто прорыв во Владивосток, а именно "завладение Японским морем, т. е. бой с главными силами японского флота и поражение их"2 . Так что, исполняя "высочайший" приказ и движимый законами воинского долга и чести, русский адмирал, хотя сам прекрасно понимал всю трудность (а вернее сказать - безнадежность) порученной ему задачи, не мог по собственной воле отказаться от прорыва и был обязан идти только вперед.
Ранним утром 14 мая 1905 г. русская эскадра вошла в Восточный проход Корейского пролива. Спустя некоторое время эфир вдруг взорвался мощным потоком японских радиодепеш, и Рожественский понял, что корабли были обнаружены. Так будущее сражение вступило в самую первую свою фазу - пока неявную.
В качестве "сторожевой будки", господствующей над всеми возможными путями неприятельского прорыва. Того выбрал корейский порт Мазанпо (ныне Масан). Сообщение разведчиков о появлении русской эскадры достигло "Микасы" в 4.40 утра 14 мая. В течение следующих двух часов японские главные силы подняли пар до марки, выбрали якоря и, выстроив походный порядок, двинулись из бухты Мазанпо в пролив...
Оба командующих - русский и японский - прекрасно сознавали решающий характер предстоящей встречи. Поэтому Рожественский мог с уверенностью предположить, что его противник постарается свести необходимый риск к минимуму и применит самые надежные, самые беспроигрышные тактические приемы.
Лучшим способом действий в правильном бою двух броненосных флотов считался тогда так называемый "маневр поперечной палочки над буквой Т", т. е. охват головы или хвоста неприятельской колонны. Сторона, осуществившая его, получала возможность сосредоточить по неприятельским концевым кораблям всю мощь огня своего стреляющего борта, в то время как противник, используя лишь половину своей артиллерии, вынужден был бы стрелять в узкие носовые или кормовые секторы, причем ближайшие к неприятелю суда его строя закрывали бы цель от более отдаленных. Тем самым флот, выигравший у противника начальную позицию "палочки над Т", приобрел над ним не менее чем двойное огневое превосходство и в первые же минуты боя мог нанести ему непоправимый урон.
Ситуация упрощалась, если одному из противников пришлось бы форсировать подготовленную к обороне узость. Здесь его путь жестко диктовался самой географией театра, и потому оборонявшаяся сторона могла заранее рассчитать маневр и встретить неприятеля в уже готовой позиции.
Стороной, вынужденной форсировать узость, была русская эскадра, а стороной, оборонявшей ее, - главные силы Соединенного флота. Следовательно, помимо уверенного материально-технического превосходства (считая и полуторное превосходство в скорости эскадренного хода), японцы располагали всеми выгодами внешней обстановки и потому для достижения победы им оставалось лишь выполнить заранее рассчитанный план.
Путь из Мазанпо к месту боя весьма характерен. Сначала, держа на юго-восток, Того пересек всю ширину Корейского пролива и "спустился" к его японскому берегу. Затем, повернув на вест, опять пошел поперек пролива (точнее - Восточного прохода), но теперь уже в обратном направлении и очень медленно: ход на новом курсе не превышал 7-8 узлов. Эта нарочитая медлительность японского командующего и резкая "ломаная" его движения ясно свидетельствуют, что курсы и скорости (в соответствии с данными разведки) подбирались им так, чтобы к моменту прихода на вид русской эскадры оказаться впереди и справа от ее головных судов.
Лучший способ действий трудно было придумать! Назначенная Того позиция выгоднейшим образом учитывала географию театра и делала положение Рожественского практически безнадежным: путь вперед и вправо закрывала японская эскадра, влево - преграждала протяженная твердь островов Цусима. Получался жесткий угол, выход из которого - только назад...
И совсем иначе - по сравнению с безупречным японским планом и четкостью его исполнения - выглядят действия адмирала Рожественского. Странность (и даже нелепость) их столь очевидна, что невольно возникает вопрос: а в ладах ли был русский командующий со здравым смыслом?
Так, например, идя Восточным проходом, Рожественский, вопреки, казалось бы, самой очевидной логике, никакой разведки впереди себя не выслал и вплоть до визуального контакта с противником оставался (по собственной же воле!) совершенно "слеп". Зато совсем иначе вели себя японцы.
Наблюдая за русской эскадрой, их разведчики "висели" на горизонте с раздражающей назойливостью, но Рожественский - почему-то! - нимало им в этом не препятствовал. Так, внезапно возникшую стрельбу по "Идзуми" он оборвал сигналом "Не бросать снарядов понапрасну", а когда командир вспомогательного крейсера "Урал" (обладавшего самой мощной на эскадре радиотелеграфной станцией) запросил разрешения "перебивать" японские переговоры, адмирал ответил ему резким и запрещающим сигналом: "Не мешать!"
В 9.00 Рожественский перестроил свои главные силы из походного порядка в боевой, т. е. в одну кильватерную колонну. Даже в оценке позднейших строгих критиков это выглядело вполне разумным: поскольку разведка не велась, а видимость ограничивалась дымкой, русский адмирал был обязан ожидать внезапного появления неприятеля в любой момент...
Увы. Все выгоды раннего перестроения в "боевую линию" свел на нет сам же... 3, П. Рожественский. В 12.20 - всего лишь за час до встречи с противником! - он вдруг из одной кильватерной колонны сформировал зачем-то две параллельные, в правую из которых отделил 4 новейших броненосца типа "Бородидо".
С точки зрения тактики русский адмирал допустил грубейший просчет - он расчленил свои силы. Теперь, если бы неприятель открылся вдруг слева на дистанции прицельного выстрела, то участь левой колонны - слабейшей (ибо, напомним, ее составлял разнокалиберный "музей образцов") и лишенной поддержки "ведущего квартета" - была бы решена в считанные минуты... Надо ли удивляться, что суд позднейших историков и это действие Рожественского расценил как вопиющую нелепость?..
Но пойдем дальше! Итак, время 1 час 20 минут пополудни. Мачты сближающихся противников вот-вот встанут над выпуклостью горизонта... Рожественский к этому моменту шел курсом норд-ост 23° (в строе двух колонн), придерживаясь оси прохода. Того же продолжал медленно продвигаться по створу северных "ворот". Для завершения задуманного маневра ему оставалось повернуть вправо и лечь на попутно-сходящийся с русскими курс... Единственный поворот! И спустя 30 минут "Микаса" привел бы свою "боевую линию" в позицию идеальной "палочки над Т", имея русского флагмана в пределах досягаемости орудий всего своего левого борта...
Но случилось иное. Едва закончив расчетный поворот. Того вдруг со странной поспешностью поворотил на прежний курс вест и прибавил ход до полного... Вот "Микаса", бывший только что в двух румбах справа, стал виден точно по носу "Кн. Суворова"!.. Вот он, увлекая за собой эскадру, перевалил невидимую линию русского курса и вышел на его левую сторону. Затем японский флагман еще довернул к югу, и вот уже противники сближаются почти "лоб в лоб", имея друг друга в левых носовых четвертях и стремительно сокращая дистанцию...
Почему?! Почему Того вдруг отменил свой прекрасно подготовленный и почти осуществленный маневр и совершил этот странный бросок на левую сторону русского курса?..
Но дальше произошло и вовсе невероятное.
"- Смотрите! Смотрите! Что это? Что они делают? - крикнул Редькин3 . и в голосе его были и радость, и недоумение... Но я и сам смотрел, смотрел, не отрываясь от бинокля, не веря глазам: японцы внезапно начали ворочать последовательно влево на. обратный курс!"4
Изумление русских офицеров вполне объяснимо. Ведь теперь все японские суда должны были последовательно прийти в некоторую точку и повернуть один за другим на 180°, причем точка их поворота оставалась неподвижной. "...А кроме того, даже при скорости 15 узлов перестроение должно было занять 15 минут, и все это время суда, уже повернувшие, мешали стрелять тем, которые еще шли к точке поворота..."5
Положение русской стороны из безнадежного вдруг сделалось исключительно выгодным! Рожественский выиграл важнейший первый залп, обеспечил себе неподвижную точку пристрелки и в течение долгих 15 минут имел возможность бить по неприятелю всем левым бортом, т.е. получил над ним подавляющее огневое превосходство.
Парадоксально? Да! Но факт бесспорен: совершив свой внезапный бросок на левую сторону русского курса и войдя в поворот "последовательно", японский командующий сам отдал Рожественскому то важнейшее, что имел, - начальный тактический перевес! И вот этот-то нелепейший ход, которым адмирал Того самолично свел на нет все выгоды тщательно подготовленной позиции и которым он подставил свою эскадру под сосредоточенный русский огонь, и оценили впоследствии как "блестящий образец" и назвали по аналогии с "маневром Нельсона" при Трафальгаре "маневром Того".
ЗДЕСЬ НАКОНЕЦ-ТО мы вплотную подошли к самой главной загадке. Что побудило Того к этому? Бравада? Каприз? Внезапное помрачение разума?..
Нет! Просто, сам пока того не ведая, все время сближения Того послушно выполнял навязанный ему "сценарий", автором которого был... русский адмирал 3.П.Рожественский!
"Но позвольте, - возразит читатель. - Возможно ли такое?.. Ведь русский командующий, как мы знаем, совершил ряд оплошностей, совершенно непростительных. Так, например, ведением разведки вообще пренебрег... И как же мог он, будучи "слеп", навязывать неприятелю какой бы то ни было "сценарий"?.."
Действительно, разведки в обычном смысле Рожественский не вел. Но значит ли это, что все время сближения он шел "вслепую"? Вовсе нет! И здесь важно вспомнить, что сходившиеся для смертного боя противники располагали новым, невиданным доселе средством связи - радио!
С начала суток 13 мая русские станции хранили молчание, работая только на прием. Японцы же, напротив, использовали радиосвязь без малейшей опаски. Рожественский - слушал. Японцы - болтали. Оценивая интенсивность искрового сигнала, опытные радиотелеграфисты могли с хорошей точностью определить расстояние до передающей станции, а четкий "коридор" Восточного прохода давал вторую необходимую координату - направление! Так что, как видим, Рожественский не был "слеп". Он знал, что японцы держатся на створе северных "ворот", а здравый смысл подсказывал, что Того расположит свою "палочку" наилучшим образом, т. е. справа от русского курса.
Но что мог противопоставить Рожественский нависшей над ним "палочке"? Лишь последнее оставшееся в его распоряжении средство - хитрость! "Хитрец, - писал Клаузевиц, - вызывает в суждении противника такие ошибки, которые представляют последнему дело не в настоящем свете и толкают на ложный путь".6
И вот... В 12.20 Рожественский перестроил эскадру в две колонны, легкомысленно подставив под удар слабейший "музей образцов". Однако - по странной "случайности"! - разнокалиберный "музей" оказался расположен по левому борту "ведущего квартета", т. е. С противоположной от японцев стороны...
Так, полагая подвинуть неприятеля на "ложный путь", адмирал выставил свою приманку. Впрочем, толку в ней было бы немного, если бы тот, кому она предназначалась, не видел ее... Но здесь Рожественский мог быть спокоен. Его трогательная "забота" о неприятельских разведчиках (вспомним его резкий сигнал "Уралу" - "Не мешать!") оправдала себя: Того, как он сам признался впоследствии, видел русскую эскадру "будто бы собственными глазами"... Правда, "видел" он именно то, что и желал показать ему вице-адмирал 3.П.Рожественский!
Как отреагировал командующий Соединенным флотом на предложенную ему "жертву"? Да никак! Ибо в отличие от многих позднейших историков он сразу же заподозрил в "нецелесообразном" строе Рожественского скрытый замысел, а в умышленно подставленном "музее образцов" распознал приманку-живца, призывавшего его отказаться от почти готовой "палочки над Т".
Нет, японский адмирал не клюнул на подставленную приманку! Оставя ее без внимания, он продолжал неторопливо сближаться курсом чистый вест... Казалось бы, хитростный план Рожественского так и завял, не успев расцвесть.
Около 1.20 пополудни противники вышли на видимость друг друга. Тот факт, что японцы открылись в двух румбах справа по носу головного "Кн. Суворова", еще раз подтвердил Рожественскому, что хитрость его разгадана и что Того продолжает выполнять рассчитанный заранее маневр... Теперь, по всем очевидным нормам здравого смысла, русский адмирал был обязан перестроиться обратно в боевой порядок, и как можно скорее!..
Того между тем скомандовал последний поворот - вправо, на расчетный NW. Однако Рожественский, будто зачарованный видом неприятельской мощи, все еще медлил с обратным перестроением... Почему?
Прошла минута - строй русских остался неизменным. Другая, минула третья... Когда пошла четвертая. Того опустил бинокль - нужды в нем более не было, ибо Рожественский только что сам решил свою судьбу: время, отпущенное ему на обратное перестроение, истекло.
Надо отдать должное решимости японского адмирала. Из драгоценных секунд он не упустил ни одной.
Того отказался от почти готовой "палочки" - без сожаления!
Он скомандовал немедленную перемену курса - снова на вест!
Рукояти телеграфа встали на отметку "Самый полный". Расшибая волну, броненосцы набрали ход...
Японский адмирал не то что предвидел результат гонки - он знал его! Рожественский недопустимо промедлил, и теперь никакая сила, никакое чудо не могли помочь ему успеть с обратным перестроением... В 1 час 42 минуты, когда вся японская линия перешла на левую сторону русского курса, Того довернул к зюйду. А затем... Подняв на противника стекла "цейсса", он не поверил глазам. Объекта атаки, слабейшей левой колонны... не было! Первым, мощно расталкивая воду, вздымался флагманский "Кн. Суворов", а за ним... Да! За ним, заканчивая выравнивать линию, шла в кильватер вся русская эскадра.
Произошло невероятное - Рожественский успел. Вместо разнокалиберного "музея образцов" на Того надвигалась сейчас единая боевая линия, возглавляемая грозным "ведущим квартетом"... Чудо? Нет. Просто хитрость Рожественского имела скрытое до поры "второе дно" и удалась блестяще.
Да, читатель! Все дело в том, что, перестроив в 12.20 эскадру в две колонны и дождавшись выхода ее в 13.20 на видимость главных сил неприятеля, Рожественский тут же, но всего на 2 узла, увеличил ход "ведущего квартета" и стал продвигать его вперед, незаметно для японцев превращая строй фронта в строй уступа. В этом и заключалась главная хитрость замысла - как, впрочем, и главный риск!
Но риск оправдал себя. Расстояние, мгла, стелящийся дым и не слишком выгодный ракурс наблюдения сделали свое дело. Ни разведчики, ни сам Того не смогли разглядеть, что правая колонна выдвигается и, следовательно, для выхода в голову "музея образцов" ей потребуется не 25 минут (как положил в своем расчете Того), а вдвое меньше.
"Второе дно" русского хитростного плана сработало превосходно. Сейчас противники сблизятся, затем их колонны окажутся точно друг против друга, затем... Арьергард японской эскадры составляли крейсера типа "Асама", сравнительно тонкая броня которых не могла противостоять снарядам калибра 305 мм. Т.е. Того на первых же минутах боя рисковал потерять половину своих главных сил... Спасением мог быть только поворот обратно, причем немедленный!
В 1.45 пополудни на фалах "Микасы" взвился сигнал, предписывая эскадре поворот "последовательно" влево на обратный курс. Того знал, что сам отдает русским инициативу и важнейший первый залп, и неподвижную точку пристрелки, и долгие 15 минут огневого превосходства, но... Выхода не было! Дверца ловушки захлопнулась, и теперь оставался лишь выбор между поражением безусловным и поражением весьма вероятным... Вот этот-то поворот, который явился необходимой платой за одну лишь возможность спасения и посредством которого Того буквально уносил ноги, и окрестили впоследствии "блестящим образцом"!
В 1.49 ведущая роль перешла к русским артиллеристам. В течение 15 минут им предстояло реализовать тактическое превосходство, добытое Рожественским.
Пушки ревели, взбитая снарядами вода вставала стеной... Однако главного - попаданий - не было видно. Японские корабли, последовательно проходя через "горячую точку", оставались невредимыми... Почему?!
Наконец повернул последний в японском строю - крейсер "Ивате". Ни потопить, ни даже "выбить из строя хоть один"7 артиллеристам не удалось. Маятник качнулся в обратную сторону, позиционное преимущество перешло к неприятелю, и, хотя до формального окончания боя оставались долгие часы, участь русской эскадры была уже решена,
Казалось бы, вывод ясен, за поражение ответствен не кто иной, как артиллеристы. Приведенные в редкие по выгодам условия, они - увы! - не смогли применить вверенное им оружие и безнадежно "провалили" бой.
И ВСЕ ЖЕ такой вывод, несмотря на всю его кажущуюся очевидность, неверен! Утверждение о слабой боевой подготовке и о якобы "дурной" стрельбе русских артиллеристов есть миф, в истоках которого небрежность анализа тесно переплелась с умышленной фальсификацией.
Попадания имелись. Мало того, огонь броненосцев был удивительно точен. Однако судьба эскадры была решена задолго до 14 мая, потому что русских моряков послали в бой с преступно негодным оружием.
В 1892 г. решением Морского технического комитета (МТК) на вооружение флота был принят так называемый облегченный артиллерийский снаряд. Никто не подозревал тогда, что это прогрессивное на первый взгляд решение было на самом деле роковым и что жестокая расплата за него состоится 13 лет спустя.
Да, на коротких дистанциях русский снаряд действительно не знал себе равных. Однако на расстояниях свыше 5,5 км он становился безвредным для неприятеля: при попадании в броню либо отскакивал, либо разваливался на части; при попадании в небронированную поверхность пронзал оба борта навылет, так и не успев взорваться, ибо запальные трубки специально делались "с нарочитым замедлением". Если же взрыватель - в редчайших случаях! - ухитрялся сработать, то действие пироксилина (в целях "безопасности хранения" увлажненного до 30%) было чрезвычайно слабым и причиняло противнику ничтожные повреждения. И наконец, из-за той же повышенной влажности почти половина русских снарядов не разрывалась вообще!
Совсем иначе действовали японские снаряды, начиненные знаменитой "шимозой". "Казалось, - писал В. Семенов, - не снаряды ударялись о борт и падали на палубу, а целые мины... Они рвались от первого прикосновения к чему-либо, от малейшей задержки в их полете... Стальные листы борта и надстроек... рвались в клочья и своими обрывками выбивали людей: железные трапы свертывались в кольца; неповрежденные пушки срывались со станков..."8
Но ни сам Семенов, ни кто-либо еще из русских моряков не подозревал тогда об истинном соотношении сил, обусловленном качеством оружия. Точный анализ, проведенный годы спустя, вскрыл ошеломляющую картину. Так, оказалось, по весу выбрасываемого в минуту взрывчатого вещества (главный поражающий фактор) японцы превосходили русских не в два, не в три, не в пять, но... в пятнадцать раз! Если же учесть относительную взрывную силу "шимозы" (1,4 по сравнению с пироксилином), то соотношение в пользу Того станет и вовсе устрашающим - большим, чем 20:1. Но это при условии, что взрывался каждый русский снаряд, попавший в цель. Если же сделать соответствующую поправку, то оно возрастет до 30: 1.
Комментарии, как говорится, излишни.
Но что же русские артиллеристы? Действительно ли во время "маневра Того" они стреляли в "белый свет"? Лучше, пожалуй, обратиться к показаниям очевидцев.
"Первые русские залпы избавили японцев от приятных иллюзий. В них не было и намека на неумелую стрельбу, напротив - для дистанции в 9 тыс. ярдов это был необычайно точный огонь, и в первые же несколько минут "Микаса" и "Сикисима" получили ряд
